«Сделаю большой устойчивый плот, дождусь прилива и попутного ветра и часа через три — дома!»
Мысль эта настолько его воодушевила, что он весь день провел как в лихорадке, разве что не летал по острову. Скорее-скорее отремонтировать путик! Скорее-скорее бежать с опостылевшего клочка суши!
Если бы у Сашки был бинокль, и если бы он догадался смотреть на маяки-деревяшки подольше, то с удивлением заметил бы, что на расстоянии примерно километра от берега, эти кусочки дерева вдруг закружились, завертелись и поплыли в открытое море…
Заготовив целую гору колышков, Гарт перетянул их проволокой и привязал к плоту. Уложил в рюкзак немного сушеной оленины, бутылку с остатками солярки для разжигания костра и поплыл вдоль берега на ремонт дальних капканов. Ветер почти улегся и самодельное плавсредство легко слушалось весла.
Но вдруг плотик накренился, и Гарт чуть не упал в воду. Что т-т-акое?
А это Инга вскарабкалась на бревна и заскользила к самой руке охотника: поиграй со мной, добрый человек!
— Осторожней, Инга! Чуть меня не сковырнула! Я вовсе не желаю искупаться в ледяной воде!
Но Инга уже ткнулась усатой мордочкой в ладонь: погладь меня, человек, не ворчи!
— Ох, беда мне с вами, друганами-меныними братанами! Того накорми, того приласкай, от того убегай! — Сашка погладил нерпу по скуле, распушил ей «усы» и провел рукой по гладкой мокрой шее.
Неожиданно Инга опрокинулась на спину, подставляя живот, и чуть поскребла по нему короткой когтистой лапой: и здесь почеши!
— Ну, ты прям как поросенок у бабы Мани! Может тебе еще картошечки наварить и хлебную корочку в молоке размочить?
Улыбаясь про себя, Сашка почесал нерпе живот и шею. Потрепал по усатой морде и вновь взялся за весла.
Но что это там за кости виднеются среди камней? Гарт причалил к берегу. Подошел.
Скелет моржа, того самого, начисто обработанный благодарными жителями тундры, лежал чуть выше уреза воды, наверное, туда его оттащили медведи. «Князь тихо на череп коня наступил…» От резкого удара ногой череп с небольшими бивнями отделился от шейных позвонков и отлетел в сторону. Сашка поднял трофей и привязал его к плоту. Пригодится.
28. «Navigare necesse est»
Уже под вечер охотник причалил к берегу у самой южной оконечности острова, привязал плотик к большому камню и выгрузил колышки. Инга соскользнула с бревен и ушла в воду. А Сашка увидел остатки корабля.
От шхуны или небольшого зверобойного бота осталась примерно половина, выдавленная льдом высоко на камни. Обломки мачты, расщепленные доски обшивки и остатки шпангоутов выглядели так, будто гигантский дракон перекусил этот парусник пополам, будто неведомый великан разрубил шхуну надвое тупым мечом.
Гарт стал медленно обходить остатки кораблекрушения кругом, и тут из расщелины в досках разбитой рубки вылетела трясогузка.
— Цивить-цивить, цирли-ти-ти! — птичка уселась на обломке мачты и закачалась, укоризненно поглядывая на человека живым черным глазом. Откуда ни возьмись и вторая пичужка — белые щеки, черная шапочка и черная грудка, «цитти-цирли!» — оказалась рядом с первой.
— Не надо мне вашего гнезда! Я совершенно случайно здесь, поверьте!
— Цитти-цитти-цирли! (Ну так отойди подальше, не мешай!)
— А вы откуда взялись тут, на 75-ой параллели?
— Цли-и, цли-и, ти-и! (Из Марокко!)
— Но это ж какая морока — лететь из Марокко!
— Цирли-цирли-цивлить! (Не так уж просто. Но тут — наша Родина!)
— Мое почтение, храбрые пичужки. Ухожу, ухожу!
Гарт заглянул в полуразрушенную рубку. Среди обломков дерева и осколков стекла, тускло отсвечивая латунной набойкой, лежал сорванный с места штурвал.
Сашка осторожно поднял его. Отошел подальше, чтобы не беспокоить птиц, и осмотрел находку. Крепкое дерево изделия все еще держало в себе рукояти, но они уже поддавались нажиму, и Сашка без труда раскачал и вытащил одну. Осмотрел эту державку, отполированную за многие годы прикосновениями человеческих рук, и вставил ее на место: одно к одному принадлежит, пусть будет, как было.
На изогнутой латунной полосе, привинченной к штурвалу шурупами с крупными красивыми головками, легко читалась надпись: «Navigare necesse est, vivere non est necesse».
Сразу вспомнились уроки латыни в институте и многие попытки правильно передать по-русски смысл этого латинского изречения от которого пересыхает в глотке и волосы на голове шевелятся.