При этих словах Аполлинарий вдруг побагровел, зашатался и разразился истерическим хохотом.
— Вот первое из основных состояний, — как ни в чем не бывало продолжала Евдокия, — безудержный смех.
Аполлинарий, изнемогая, опустился на одно колено, но смеха сдержать не мог и, опрыскав ближний ряд, сдавленно захрюкал.
— Идем дальше, — сообщила Евдокия и вновь прикоснулась к голове Аполлинария. — Следующее состояние — крайнее отчаяние.
При этих словах, едва успокоившийся Аполлинарий, тоскливо скосил глаза и, заламывая руки, пустил слезу… Среди зрителей послышался смех. Кто-то сказал: «Ну артист, дает, а?»
Евдокия притронулась к голове Аполлинария в третий раз.
— И наконец, я добавляю гнетущий страх!
Аполлинарий затравлено глянул по сторонам, явно намереваясь сбежать…
— Ну, хватит, — сжалилась, наконец, Евдокия. — Теперь вы, — обратилась она к Ивану.
Аполлинарий, утирая слезы, сошел со сцены.
— Рекомендую, — на ходу бросил он Ивану. — Непередаваемые ощущения.
Иван сел на предложенный стул. Евдокия проникновенно заглянула ему в глаза и спросила с участием:
— Вам очень одиноко?
— Да, — честно признался Иван.
— А вы хотели бы это как-нибудь изменить? Давайте попробуем? — ласково предложила Евдокия. — Я буду задавать вопросы, а вы мысленно переадресуйте их тому, кому я скажу. Ответ может прийти в виде физического ощущения, эмоции или даже видения. Обо всем тотчас сообщайте мне.
Иван кивнул.
— Закройте глаза, — приказала Евдокия. — А теперь обратитесь к силе, которая отвечает за ваше одиночество, и поздоровайтесь с ней.
Иван улыбнулся, но, закрыв глаза, погрузился в какую-то темную глубину… Что происходило дальше, Иван не помнил, но, когда он пришел в себя, Аполлинарий хлестал его ладонями по щекам и брызгал водой. Со всех сторон над ним склонялись люди.
— Очнулся, — объявил Аполлинарий. — Разойдитесь вы! Дайте воздуха человеку!
Евдокии поблизости не было.
— К роднику бы его надо, — посоветовал кто-то.
— Что со мной?.. — спросил Иван, поднимаясь.
— Что с вами? Ха-ха!.. Да вы черный медиум! — взволновано прокричал Аполлинарий. — Ну, слава богу, все в порядке. Идите, отдыхайте…
Иван забрался в палатку, но от жары долго высидеть там не мог и спустился к роднику.
У родника в чем мать родила плескались две молоденькие девицы, а какой-то бодренький старичок с подкрашенными перекисью волосами, сидя на пригорке, кричал им весело:
— Да не смотрю я! Чего вы! Вот, тоже… Что я — не видел, что ли?!
Девицы смеялись и грозили ему пальчиком.
7
К вечеру погода испортилась. Небо заволокло серой мутью, накрапывал дождичек, все прятались по палаткам, кутаясь в одеяла. Делать было решительно нечего. Разговоры иссякли. На алкоголь был наложен строжайший запрет, и приехавшие колдуны мерзли и дремали от скуки. Только несколько энтузиастов пытались разогнать тучи посредством магических пассов…
Иван и актриса, которую, как выяснил Аполлинарий, звали Эльгой, сидели на надувном матраце, Аполлинарий расположился напротив, подложив под себя рюкзак.
— Ну и напугали вы нас, — вспомнил Аполлинарий. — А что вы Евдокии наговорили, так это ужас!
— Я? — испугался Иван.
— Вы сначала обозвали ее старой коровой, причем совершенно чужим голосом послав ее ко всем чертям. Она спрашивает: «Вы — холодайн?» А вы ей: «Не твое собачье дело!» Я прошу прощения… Она: «Позовите полный потенциал». Ну, тут вы ей такое ввернули… Она вам: «Уйдите в место покоя». А вы говорите: «Если ты, свиное рыло, сама не уберешься по-хорошему, тебя — старую ведьму, ни один гид не сыщет!» Тут ее со сцены как ветром сдуло.
— Я так говорил? — ужаснулся Иван.
— Масса свидетелей!
— Боже мой!..
— Да не расстраивайтесь вы. Подумаешь! Она заслужила. Знаете что, — сказал вдруг Аполлинарий, — дайте-ка мне почитать вашу книгу.
— Пожалуйста, — согласился Иван. — Кстати, вы на ней сидите.
Аполлинарий достал книгу из рюкзака.
— Не знаю, как это объяснить: какое-то двойственное ощущение. Словно одна рука берет, а другая отводит. Смотрю на нее и чувствую ужас и восторг.
Эльга поежилась.
— Когда меня спросили: «Что вы чувствуете, глядя на фонарный столб?» — я ответила: «Оргазм!» — она засмеялась. — Что еще может чувствовать женщина, глядя на фонарный столб?
— Странная ассоциация, — улыбнулся Аполлинарий. — Я, наверное, почувствовал бы одиночество.