«Что же это, в конце концов, получается? — размышлял, борясь с искушением, Иван. — Сначала морят голодом, а потом подсовывают какие-то мышеловки! Вот мерси!»
Была перспектива осторожно обгрызть сыр по краям, стараясь не задеть механизм, что было очень рискованно… Вдруг Ивана осенило. Он метнулся обратно за порог, подбежал к венику, с трудом перегрыз одну горькую соломину и, зажав ее зубами, поволок к мышеловке. Ткнув ее одним концом в сыр, он вцепился в другой и двинул соломину вперед. Сыр тронулся с места, раздался страшный треск, мышеловка подскочила, перевернулась в воздухе и с грохотом плюхнулась на пол. На кровати заворочались, храп прекратился. Прижавшись к полу, Иван искал глазами то, ради чего рисковал. Ломтик сыра лежал неподалеку. Подбежав, Иван обнюхал его, зажмурился и вонзил зубы в черствый кусок заплесневелого сыра.
О, наслаждение! О, эти маленькие мышиные радости! Что понимают люди, перемалывая каждый день килограммы отменных деликатесов? Они не знают этого нежного вкуса, жадного упоения засохшей коркой сыра, которая есть все — рождение, жизнь и смерть… Поистине, жалкий род!
Кровать качнулась, что-то мягко скользнуло на пол, Иван рванулся в сторону, но стальные кошачьи зубы сомкнулись на его шее, прижали к полу, сверху пахнуло жаром, раздался хруст, и с головокружительной быстротой Иван кубарем полетел в преисподнюю.
«Зря сожрал сыр», — мелькнуло в его в голове.
Но к своему удивлению он парил над заросшим камышами водоемом, а из его горла, оглашая окрестности, вырывался ликующий крик.
У самой поверхности он часто замахал крыльями, выставил вперед мощную грудь, выгнул длинную белую шею и коснулся воды.
Мог ли сказать Иван, о чем были его мысли в этот момент? Нет, не мог! Потому что никаких мыслей у него не было!
Упоительный восторг охватил все его существо, ощущение блаженства разлилось по всему телу, словно волны электричества пробегали от кончика хвоста до самой макушки.
— Как чудесно! — хотел крикнуть он, но вместо этого издал крик, похожий на прежний.
Вдоволь налюбовавшись своим отражением, Иван поднял голову и огляделся вокруг.
Над лесным озером стелился густой туман. Солнце еще спало и только редкие всплески воды нарушали тишину.
Красивая белая птица, раздвигая прибрежный камыш, подплыла к нему. Иван смотрел в ее глаза, испытывая ощущения, какие испытывал человеком в эротических снах и фантазиях.
Несколько сильных взмахов крыльями и Иван оторвался от озерной глади, поднимаясь все выше и выше, пока не увидел ослепительный диск восходящего солнца.
Облачко сизого дыма взвилось над молодняком. Страшный удар потряс Ивана, земля с непреодолимой силой потянула к себе, и он камнем рухнул вниз.
10
Когда Иван открыл глаза, над ним возвышался Аполлинарий. Иван сначала не узнал его.
— С возвращением! — прокричал Аполлинарий и, тряхнув за плечи, заставил Ивана сесть. — Дышите ровно… Ну как? Порядок?
Иван кивнул.
— Судя по всему, вы были динозавром… Погружение в глубинную память… Такое редко увидишь.
— Кем я только я не был, — отшутился Иван, вставая.
Уже начинало припекать. На соседнем холме толпились люди в длинных белых рубахах. Они тянули руки к солнцу, пели и водили хороводы.
— А это что за честные берендеи? — поинтересовался Иван.
— Белые братья рассвет встречают…
— Так уж время к полудню…
— Им делать все равно нечего. Они до заката там торчат. Сначала встречают, потом провожают…
Иван спустился к роднику.
У родника, как и давеча, плескались нагие девицы в компании подкрашенного перекисью бодренького старичка.
«Сатир!» — подумал Иван, стараясь не смотреть.
Старичок, черпая ладонями, брызгался студеной водой. Девицы смеялись.
11
Вечером в центре поляны сложили бревна и разожгли огромный костер. Горы мусора зарыли в яму, собрали палатки и разъехались по домам. Колдун больше не появлялся, мало того, однажды из палатки самым таинственным образом исчез и его рюкзак.
Электричка свистнула, тяжело дрогнула и с воем покатила в Москву. Небольшой мотылек отчаянно молотил тонкими крылышками и бился о вагонное стекло. «Вот интересно, — подумал Иван, — весь мир для него лишен четких граней. Есть только свет и тьма, и больше ничего… Он, может быть, и не подозревает обо мне… Кто же я для него тогда? Бог?» Мотылек несколько раз ударился о стекло, метнулся в сторону и скрылся в тамбуре.