«Вот так штука!» — изумился Иван.
— Вы, наверное, голодны? — спросил он. — Так я сейчас.
Он сбегал к холодильнику и вернулся, неся хлеб и колбасу. Но когда он увидел, как прожорливый карлик, словно в мясорубку заталкивает себе в пасть одну за другой стоявшие на полке книги, все посыпалось у него из рук.
— Позвольте, — жалобно залепетал он. — Что же вы делаете?
Бородач хмыкнул и, не обращая внимания на растерянного Ивана, продолжал уписывать книги. Когда дело дошло до «Энциклопедии диких животных» Брема, он изогнулся всем телом, встал на четвереньки и моментально преобразился в огромного льва.
«Вот тебе и Нобелевская!» — успел подумать Иван, прежде чем лев, зарычав, кинулся на него и одним махом проглотил целиком.
От ужаса Иван проснулся…
15
После происшествия на Ленинском прошла неделя, известий от Аполлинария не было, и Иван решил побеспокоиться.
— Он… — плаксивым голосом провыла телефонная трубка. — Его больше нет…
— Сбило машиной? — догадался Иван.
— Его… убило током…
Иван понял все. «Вот они игры-то! Будильник, провода, розетка! Дурак, — думал он об Аполлинарии. — Ну, зачем? Ради чего? Ведь мог бы придумать что-нибудь попроще! Так нет же! Риска захотел! Чтоб мороз по коже! Эх, Аполлинарий… Все-таки было в тебе что-то ненормальное, безумное. Любил ты играть со смертью, манила она тебя, завораживала. Вот и доигрался. И чего ты добился? Сказано же: „Не искушай Господа Бога твоего“. Для таких, как ты, сказано!»
Следующей ночью Ивану приснился совсем нехороший сон. Будто бы он сам и еще двое каких-то оборотней-головорезов устроили в незнакомом городе настоящую резню, и там же во сне его поймали и собирались повесить. Он не чувствовал раскаянья, а только страх, досаду и ненависть.
Но вместо казни его вытолкали за массивные решетчатые ворота к широкой винтовой лестнице, уходящей ввысь. Касаясь перил, он поднялся до верхней площадки, прошел мимо спящих стражей и оказался в просторном зале. Матовый свет лился на гладкие стены, ни мебели, ни окон не было. Вдруг пол дрогнул, стены зашатались, одна из них рухнула, и в образовавшемся проеме показались человеческие фигуры.
«Вот они идут, — услышал он чей-то голос. — Их глаза горят алмазными брызгами». Фигуры с бледными лицами и пронзительно сияющими глазами были уже рядом. Сложенные крестом на груди руки венчали длинные стального цвета когти. Губы их шевелились, но Иван не мог разобрать слов, пока фигуры не приблизились настолько, что он почуял исходящее от них магнетическое притяжение. Самый ближний из монстров протянул к нему свою руку и Иван физически ощутил скрежет, словно бы он находился внутри прозрачной сферы, по которой скребли железом. Он заметался, в панике нажал какую-то кнопку и стена начала медленно отодвигаться, открывая проход. Тогда же, он услышал и слова, произносимые монотонно и без интонаций: «Остановись. Чего ты боишься? Не убегай. Это всего лишь сон. Постой. Зачем тратить силы? Бороться бессмысленно. Обними нас…» Слова эти наполняли тяжестью и безволием. Иван с усилием сделал несколько шагов. В конце прохода открылся небольшой зал с лестницей ведущей еще выше. Думая, что спасен, он ступил на лестницу, но тут один из монстров, с ватным лицом и воспаленными глазницами, тихо, но отчетливо произнес: «В этой паскудной стране вампиры еще и летают». С этими словами он наклонился вперед, оторвался от пола и скользнул по воздуху наперерез Ивану. «Я погиб!» — понял Иван и проснулся в липком холодном поту.
Он лежал на левом боку и краем глаза успел заметить мелькнувшую над головой бледную тень, но, вскочив, не обнаружил никого.
Сама комната выглядела странно… Стена напротив отсутствовала вовсе, а прямо от пола начиналась сиреневая лужайка с невысокими деревьями и чахлым кустарником. Вдали в прозрачных сумерках показался человек. Через секунду он приблизился, Иван узнал Аполлинария.
— Аполлинарий! — обрадовался он. — Ты жив?!
— Конечно, я жив, — улыбнулся Аполлинарий, — но не в том смысле, как ты себе понимаешь. По-вашему — я мертв.
— Как мертв? Разве ты не человек?
— Я больше, чем человек, — тихо поведал Аполлинарий. — Я — бог.
— Как тебе не стыдно, Аполлинарий? — укоризненно покачал головой Иван. — Вечно ты придумываешь всякие небылицы. Грех это…
— Грех — это то, за что мы сами себя наказываем, — проговорил Аполлинарий. — В конечном итоге все сводится к самоконтролю. Нет ничего невозможного. И никакого старика на небе тоже нет. Поверь мне. Уж я-то знаю, — он подмигнул. — Здесь каждый становится, кем хочет… Ты позволишь мне войти?