— Ты меня, может быть, еще раз свое «чо» спросишь, а? Иди, работай, тебе сказали…
— А я ничо. Я работаю. У меня перекур.
Петька ушел. Причем уже на ходу возобновил игру. Я глубоко вздохнула, закрыла дверь, села и закурила. Аладдин некоторое время никак не мог отдышаться, потом тоже закурил. Затянувшись, Аладдин заговорщически выпустил дым себе куда-то за левое плечо и сказал:
— В общем так: Сергеич уходит.
— Сергей Сергеич?! Как уходит?.. Куда уходит?..
Аладдин помолчал, оскалившись:
— Думаю, в тюрьму уходит.
— Да ты что говоришь-то?! Аладдин, ты что?..
— Что знаю, то и говорю. Хана нам, Евдокия, вот что. Короче, мне Ахмад все рассказал. Сергеич, ты знаешь, уже год работает на повышение. Он, чтобы область взять, очень конкретно вложился, там что-то типа двадцати лимонов долларов получается. Я не знаю точно, в чем дело. Только получилась такая фигня, что он не один туда, в эту область, хочет, вот что. Туда еще другие хотят, Евдокия. Вот как нехорошо получилось.
— Но это ж так обычно делается… что ж тут особенного? Переплатит всех и все.
Аладдин нехорошо ухмыльнулся:
— Всех, Евдокия, не переплатишь. Понимаешь, Евдокия… Паровоз дурак оказался. То есть он, конечно, умный человек. Но есть еще умнее люди. Понимаешь, бывает животное хорек. Он хищник, но мелкий. А бывает крупный хищник крокодил. Хорек, конечно, тоже может за жопу укусить. Но крокодил на жопу размениваться не будет. Он тебя целиком кушает. Концепция у него такая. Паровоз из воров в начальники пришел и, наверно, как это сказать?.. Устал, что ли. Потолок у него образовался. В виде жопы. А там, понимаешь, Евдокия, уже другие люди идут. Которые не устали. Молодые, здоровые, с толстыми умными мордами. И денег у них намного больше, несмотря на этот ихний кризис-шмизис. Раз в сто больше. Он пока свои жалкие лимоны вкладывал, чтобы из районного папы областным дедушкой стать, другие за ним внимательно из-за шкафчика наблюдали. Фотографировали, на пленочку снимали. Он думал, он хитрый и его не видит никто. Вот как он думал. Я образно выражаюсь. Он деньги из всех карманов быстро выложил, сидит и думает: «Вот я умный какой дядя Паровоз, всех нае. л, как Зорро». Увлекся он. Как этот твой… овощ… грузчик Петя. А тут к нему подошли приличные такие господа в начищенных штюблетах и сказали: «Дорогой Сергей Сергеич, это случайно не ваши кипюры?» Он гордо говорит: «А что?» А они говорят: «Вы, Сергей Сергеич, извините за прямоту, взяткодатель, вымогатель и расхититель. А еще — очень-очень нехороший человек. Можно сказать, падла, гнида и поте. Так что пошли с нами к следователю». Вот примерно, что получилось, Евдокия. Забрали Сергея Сергеича. Вчера вечером. Что думаешь?
Я, честно говоря, не знала, что и думать. Я знала, что Аладдин тоже ходил под Сергеем Сергеевичем. Плохо, конечно, что крыша уходит. Но ведь будет какая-нибудь новая. То, что Паровозов сгорел — это, конечно, странно. А впрочем…
Взять нас с Аладдином — не за что. Все отстегивалось тихо. Да и не нужны мы никому. Плохо, конечно, дело. Но не надо отчаиваться.
— Слушай, Аладдин, — сказала я. — А чего нам с тобой бояться? Что будет нашим точкам? Кроме Храпа, все хозяева — люди вменяемые. Ахмад, я, ты. С Храпом мы как-нибудь сообща разберемся, если он накатывать начнет. Да он и не начнет. Ну, придет другой папа… Договоримся и с ним.
Аладдин уверенно, с расстановкой, до отказа покачал головой из стороны в сторону. Пять раз туда, пять раз обратно. Я зачем-то считала.
— Нет, Евдокия, не договоримся.
— Почему, Аладдин?..
— Потому что крокодилы с жертвами не договариваются. Ты, Евдокия, знаешь такое выражение: «Торговая сеть»?
— Ну.
— Вот. Не будет больше торговых точек дяди Аладдина, торговых точек дяди Ахмада, торговой точки тети Дуни и магазинов Феди-придурка. Не будет. Будет «торговая сеть». Вот что будет, Евдокия. И знаешь, кто будет хозяин этой сети?
Аладдин помолчал, потом, опять оскалившись, почти шепотом произнес:
— Ваха.
Ваху знали все. То есть не знал его никто, но знали, что есть такой человек — Ваха. Он нигде не светился. Его никто не видел. Никакой информации о нем ни у кого не было. Вернее, была одна информация — это самый серьезный человек. Вот и все. Если приходил Ваха, уходили все. Кто не уходил — например, попадал в аварию.
— Что, Ваха будет губернатором? — неуверенно спросила я.
— Нет. Никогда. Губернатором будет какой-нибудь клоун из телевизора. Который рот умеет правильно раскрывать, нужные пионерские речевки произносить и улыбаться, как карапуз на соску. А в районе — вообще какой-нибудь беспризорник будет сидеть. Типа официанта в Макдональдсе. А главный будет — Ваха. Ваха уже главный в трех областях. Ему, Евдокия, четвертая нужна, наша. Магазины — это так, до кучи. Ему тут лес и наркотики приглянулись. Понимаешь? У нас в области много леса и много наркоманов. Нужна ему наша область. И он ее уже взял. Паровоз уже сидит, и еще пятеро гоблинов сидят, которые Вахе не нужны. Сейчас решается, будет нынешний губернатор под Вахой или этого поменять надо. На свежего. Знаешь, как постельное белье меняют?..
— А я думала, губернаторов в Кремле назначают.
— Правильно. Вот Ваха решит, кого нужно назначить, порекомендует, его в Кремле и назначат. Он свой в администрации. Вот оно что. Дядя Вова или дядя Митя ему руку пожмет… Скажет, чтоб надои повысил, чтоб с коррупцией боролся, как Мцыри с барсом. Тот скажет: нет базара… А этот-то наш… Шмаровоз… попку уже шампунем от перхоти помыл, трусики «Тайдом» выстирал, зубки «Блендамедом» почистил… Вай-вай-вай…
— Ну а нам-то что с тобой, Аладдин?.. А? Пусть они там себе наверху в свои взрослые кегли играют… Нам-то что? Что, Вахе твой магазин нужен? Или мой? Это ж ему — как киту «тик-так»…
— Эх, Евдокия, Евдокия, умная ты женщина, а все равно… баба. Извини, конечно. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Очень хорошо отношусь. Ты — умней меня, клянусь Аллахом.
Аладдин посерьезнел, даже помрачнел:
— Слушай. Вся торговля в области, включая наш зажопинский район, уходит под Ваху. Это — решено. То есть — под его контингент. Это уже все в соседних областях обкатано. Хозяева всех точек будут его люди. Понимаешь? Это уже точно. Ахмада уже предупредили. И предупредили, чтоб он предупредил тебя и меня. Федю Храпа этого просто… уберут. Ну, не физически, может быть… Это от него зависит… У Вахи такой принцип: все — свои.
А хозяева точек обязательно возьмут на работу своих родственников. Ну… грузчик Петя, может, и останется. Хотя — сомневаюсь. А вот ты точно не останешься. И я тоже. У нас с тобой три дня. Знаешь, как в сказках. До выходных. Пожалуйста: реализуй все, что успеешь. Бери выручку. Рассчитывайся с Петями-Машами… Тут Ваха в общем… даже благородно себя ведет. Тебя не грабят, ничего у тебя не отнимают. Кроме главного — точки. Ты гордо уходишь и освобождаешь помещение… Но если ты его не освободишь — его освободят от тебя… Кое-что компенсируют. Чуть-чуть. Чтоб тебе пару месяцев было что покушать. Тебе ведь Паровоз точку считай подарил. Так? Ты с нее четыре года хлеб с маслом кушала? Так? Чего тебе еще надо? Логично? Кстати, помещения Вахе на год-другой только нужны. Он потом отстроит новые. Создаст эту… как ее?., цивилизованную, б…дь, систему торговли. Для нас с тобой тысяча долларов — это деньги, а для него нет. У него другой порядок бабок. Все будет у него зашибись три раза, но мы с тобой этого рая уже не увидим. Вот такие дела, Евдокия.
Он замолчал, глядя в край стола. Я почувствовала, что у меня начинают дрожать руки. Я зажала их между колен и стала смотреть в ту же точку, что и Аладдин.
— Жалко, что я не чечен, б…дь, — сказал, зло улыбаясь, Аладдин. — Был бы я из Вахиного тейпа. А то, б…дь…
— Ладно, не матерись, — поморщилась я. — Зербод — это тоже некисло. У тебя вон два двоюродных брата в Москве.
— Два брата… акробата. Они на Мытищинском рынке дагестанской бараниной торгуют… Рубят баранину по десять часов в день. Мне Тогрул звонит, говорит: каждую ночь бараньи яйца снятся. Словно я их отрубаю, а они, паразиты, обратно отрастают… Кошмарный такой вот сон… В Москве, б…дь…