Но «братки» не кинулись драться. Плосконосый, снизу вверх глядя на геолога, шкафом нависшего в дверном проеме, осклабился:
— Пожалеешь…
Андрей захлопнул дверь и возбужденно зашагал по комнате. Камешки он сбывал всякий раз другому покупателю. Подыскивал клиентов и договаривался о цене старый институтский товарищ, человек надежный. На кого теперь думать?
Вечером следующего дня, возвращаясь в гостиницу, Андрей заметил за собой вчерашних знакомцев. Они и не думали скрываться. Младший даже сделал геологу ручкой!
Примерно за квартал до гостиницы начиналась заброшенная стройка, огороженная высоким глухим забором. Все фонари здесь были разбиты, улица лежала в темноте. Преследователи прибавили шагу.
«Та-ак, значит, здесь… Ну, не думайте, ребятки, что на цыпленка напали…»
Войдя в темноту, Андрей резко оглянулся. Так и есть — бегут! Он повернул назад, и преследователи сами набежали на него. Удар пришелся старшему в перебитый нос. Мешком упал он на тротуар, звякнул и покатился по асфальту нож. Андрей подхватил лезвие и бросился на второго, но парнишка уже улепетывал, да так ловко, что сразу скрылся из глаз.
В гостинице Андрей обнаружил пропажу карты. Пометок на ней, правда не было, кроме единственной карандашной точки в том месте, где стояла палатка…
Собрав высохшее белье, Андрей поднялся к избе и здесь в голос рассмеялся: дед Евдоким испуганно отмахивался от огромного шмеля какой-то старой шапкой, а тот с тяжелым гудением, как бомбардировщик, пикировал на деда то справа, то слева заставляя его отмахиваться и испуганно приседать.
— Деда, — сквозь смех крикнул геолог, — что же вы!.. В пристройку — и дверь закройте!
— Ай, правда! Ай, пустой башка! Совсем, однако, старый стал! — дед быстро юркнул в пристройку.
Выяснилось, что Евдоким еще весной повесил на улице, на шест свою шапку, да и забыл про нее. Сейчас решил взять, а там «шмель свой щенки развел». Старик «щенков» вытряхнул, шмелю не понравилось…
На другой день, с утра, Андрей ушел к палатке, чтобы собрать рассыпанные там камни. Еще два пластиковых мешочка с янтарем были спрятаны километрах в двух от палатки. Весь груз можно было взять за один раз.
Покидая избушку, Андрей не мог не улыбнуться идиллической картине: на зеленой завалинке, угревшись на осеннем солнышке, мирно спали Евдоким и его собаки. Темное мозаичное лицо старого охотника, как бы составленное из кусочков всех оттенков коричневого, казалось частью дерева избы.
Издалека, очень издалека, слышен в тундре гул вертолета. Иногда за двадцать и за тридцать километров.
Этот звук, хотя и не походил на обычный гул турбин МИ-8, все же шел откуда-то сверху.
Вскоре показался и сам источник шума: низко над землей проплыла картинка из журнала — крошечный вертолетик выписывал над холмами круги и зигзаги.
Геолог сразу понял, кто это такие и чего хотят в тундре. Жаль, не успел… До палатки оставалось меньше километра.
Осторожно дополз Андрей до крупного валуна, снял рюкзак и карабин. Несколько взмахов ножом и широкий пласт моховой дернины легко отделился от мерзлоты. Под это бурое одеяло он и заполз, положил под живот пустой рюкзак, пристроил под руку карабин и замер.
Вертолетик несколько раз прошел вблизи, затем прямо над головой. Сквозь плексиглас кабины виднелись лица двух человек.
Разглядывая летающую невидаль, Андрей горько усмехнулся: в других странах с этим просто, но попробуй ты у нас, в России, получить права на управление любительским воздушным судном! Затаскают по кабинетам и комиссиям. Но деньги делают все…
Пилоты, наконец, обнаружили палатку и приземлились на берегу ручья. Держа руки на невесть откуда взявшихся короткоствольных автоматах, они обследовали окрестности, вошли в палатку. Вынесли оттуда мешок с янтарем и, прихватив лопату, отправились откапывать могилку. Андрей приник к половинке бинокля.
Из могилы был извлечен такой же короткоствольный автомат, — а дед ни словом не обмолвился, — и, погоди-ка! Один из гангстеров спрыгнул в яму и там, наверное, обыскивал труп. Выпрыгнув, он торжествующе развернул перед вторым большой бумажный лист: карта!
Затем тот же «налетчик» принес из кабины вертолетика фотоаппарат и заснял палатку, сгоревший пневматик на склоне и развороченную могилку. Строго с отчетностью в разбойничьей организации! Могилку кое-как забросали землей, отбросив в сторону крест, и забрались в кабину. Следуя извилинам реки, вертолетик пошел вниз по течению.
Андрей прикусил губу. Сейчас наткнутся на зимовье старого охотника… Предчувствие беды сдавило грудь, геолог заспешил назад, и никогда еще пеший способ передвижения не казался ему таким несовершенным, как сейчас.
Между тем в кабине аппарата происходил такой разговор:
— Глянь, изба! А на карте нету! Может он здесь? Давай?
Второй кивнул. Вертолетик легко подпрыгнул на моховых кочках у самой избы. Лопасти задрожали и остановились.
— Никого, даже собак, — удивился молодой крепкий парень, летевший «пассажиром», — значит, маску — на хрен?
— Ну.
Оба с открытыми лицами вышли из кабины, но тут дверь пристройки открылась, три рослых кобеля с лаем бросились на незнакомцев, а следом показался и сморщенный дедок с трубкой в зубах.
— Ну во-от… — у «пассажира» сразу испортилось настроение. Деда теперь придется убрать, приказ был строгий, а убивать парню не нравилось, не втянулся…
— Здоров был, дедушка! — весело гаркнул пилот. — Показывай свое хозяйство! Чужой человек, высокий, светлый, случаем не заходил сюда?
— Заходите, однако, чай пить будем!..
Гости Евдокиму сразу не понравились, потому что не понравились собакам. Псы, обычно приветливые и любопытные ко всякому новому человеку, сейчас исходили злобным лаем.
С утра было у Евдокима тоскливо на душе. Странный сон приснился. Будто он вновь ребенок. И пурга. И холодно. И бегает, ищет родителей… И будто он — чайка. И летит. И внизу блестит река… И будто Ульяна, умершая жена его, снова здесь. Сидит у воды, чистит рыбу. Но как холодно и одиноко! От холода он и проснулся, хотя, угретый собаками, спал на завалинке…
На деда уже не обращали внимания. Все перерыли в избе. Парень сунул в сумку шахматы, хотел и Библию, но пилот съязвил:
— Побойся Бога! Сколько народу ее в руках держало! Думаешь, они моются, эти «дети природы»? Через одного — туберкулезники! Подхватишь северный СПИД, не говори потом, что не знал!
Парень брезгливо отбросил книгу в угол, но шахматы все же взял, уж больно фигурки красивые, и принялся изучать старое дедово ружье.
В пристройке старший разбойник тряс перед лицом деда выстиранной рубашкой геолога, столь большой, что в нее без труда можно было бы поместить двух человек дедовой комплекции.
— Не молчи, дед! Куда ушел этот человек? Раз стирался, значит, давно здесь живет! Или двое их? Вся палатка изнутри кровью измазана… Ранены? Где они?
— Однако, был. Однако, ушел. Кажин человек свое дело есть.
— Знаем ваши дела! Не хочешь здесь говорить, в милиции скажешь, там язык быстро развяжут! — и еще что-то кричал старику и даже топал на него ногами.
«Нет добра от этих нюча на свете… Всю тундру солярой залили, изорвали гусеницами вездеходов… Рыба болеет, олень худой, гусей не стало… Теперь им камушки надо… Тот нарочно рацию разбил, эти бегают, его ищут… Суета сует… Камушки вам? Так я знаю место — хоть лопатой греби… Бери — не жалко!»
Во дворе собаки бросились на младшего разбойника, тащившего сумку с краденым, и белый кобель прокусил ему икру ноги. Ударила очередь, и оба пса, Ургал и Минго, отчаянно скуля и орошая кровью мох, покатились по земле.