Коля даже не соизволил обернуться, только плечами пожал. Тамара со стоном прибавила шагу. Ей вдруг стало страшно оставаться одной среди темных, мрачных деревьев.
В сгустившихся сумерках высокие ели смотрелись безрадостно. Тамара то и дело вписывалась лицом в старую паутину или выбирала из волос сухие колкие иглы. Над головой дрожали корявые ветки, они переплелись, угрожающе раскачивались, за шиворот падали кусочки коры.
Тамара почувствовала шевеление в прогнившем валежнике и брезгливо вздрогнула. Осторожно обогнула огромный прямой ствол лиственницы, мертвый и сухой, он и сейчас отсвечивал рыжей медью чудом сохранившейся прошлогодней листвы.
Крыс вдруг заворчал и подобрался поближе к хозяйке. Бежал теперь рядом, путаясь в ногах. Пес с большим подозрением косился на сомкнувшиеся слева древние ели с опущенными до самой земли ветками. С них свисали длинные седые бороды лишайника. Тяжелый сырой воздух отдавал затхлостью.
Сердце рвануло куда-то к горлу, стало трудно дышать. Тамара перешла на бег, пытаясь догнать Колю.
Неожиданно для себя она выпала из леса и едва не закричала от радости: перед ней отливала серебром узкая лента реки, неспешной и неглубокой. Тамара и отсюда видела заросшие осокой берега и небольшую прозрачную заводь, где уже суетились ребята, торопливо разбивая лагерь.
Крыс радостно взлаял, мячиком скатился к воде и звучно принялся лакать. Катя рассмеялась. Лелька крикнула сестре, чтоб не маячила над ними памятником, а принималась за дело – срочно нужен хворост для костра.
Тамара оглянулась на темную стену леса за спиной и поежилась: ни за что она туда не вернется. Лучше займется палатками. Или просто будет носиться по берегу, путаться у всех под ногами и создавать видимость занятости.
Что угодно, но не проклятый ельник! И без того сегодня надрожалась.
Тамара сбросила рюкзак, упала в траву и закрыла глаза: «Господи, как хорошо-то! И как мало нужно для счастья! Почему-то дома все по-другому, а жаль…»
Впервые за два дня Тамара наелась по-настоящему. Она трижды брала добавку и вполне искренне хвалила Снежану, автора изумительной рисовой каши на сгущенном молоке.
Впрочем, позднему ужину отдали должное все. Снежана сияла, принимая комплименты, и даже как-то забыла о пропавшей косметичке и других неприятностях. Подкладывала кашу мужчинам и мило краснела, соприкасаясь пальцами, и играла ресницами, и со щек не сходил яркий румянец, а пухлые губы подрагивали в невольной улыбке.
Чай пили уже через силу, глаза слипались, головы то и дело падали на грудь. Только Лелька не сидела у костра зевающая и не прихлебывала лениво из кружки. Стояла спиной к огню и задумчиво смотрела на жмущиеся к земле тучи.
Да Коля пожаловался на желудок. Попросил Катю дать какую-нибудь таблетку, проглотил ее, а потом то и дело исчезал в дальнем кустарнике.
Когда Тамара почти дремала, забыв о недопитой кружке с чаем, а Крыс вообще откровенно всхрапывал, Лелька наконец села рядом. Подбросила в огонь сухую ветку и негромко спросила:
– Как планируем завтрашний день?
– Хочешь сказать – сегодняшний? – поправила Снежана.
Лелька посмотрела на часы – два ночи – и согласно кивнула. Снежана пожала плечами, бросила быстрый взгляд на Сашу и сказала:
– Я, как все.
Коля помассировал живот, поморщился и пробормотал:
– Нужно с утра пробежаться по болоту.
– Пробежаться, – усмехнулся Саша. – Это ж не Воскресенский проспект, тут как бы на брюхе не пришлось его утюжить.
– Я имел в виду: нужно осмотреться и прикинуть план действий, – уточнил Коля. – А потом разобьемся на группы. Одна будет дежурить по лагерю, а вторая отправится искать поляну. Можно поодиночке. Болото, если верить карте, огромное, мешать друг другу не будем.
– Поодиночке! Как ты быстро забыл о лешем, – воскликнула Снежана. – Я ни за что одна не пойду. И в лагере не останусь, вот еще!
Миша побледнел и брезгливо бросил:
– Ну, Белоснежка, ты умеешь сказать приятное! – И настороженно оглянулся на ельник.
Тамара тоже покосилась на близкую полосу леса и звонко объявила:
– Я дежурю по лагерю! Спагетти с тушенкой за мной, большего не обещаю. И учтите – я в болота ни ногой! И Крысеныша не пущу. Хоть ни в какого лешего и не верю!
– Но трусишь? – ехидно поинтересовалась Снежана.
– Я не трус, но я боюсь, – пробормотала Тамара.
– И правильно боишься, – фыркнула Снежана. Дотронулась до Сашиного локтя и спросила: – Что там по плану, не помнишь?
– Ты о чем? – удивился Саша.