– Пентаграмма из заговорённого воска, кровь чёрной кошки? Роса, собранная в полнолуние на кладбище? Или всё-таки деньги? – София вскинула брови, а растерянная Лида нервно переводила взгляд с подруги на детектива и обратно.
– Нет, – чуть улыбнулся Полянский. – Думаю, всё намного проще. Но мне нужно попасть в эту квартиру. Я удалённо не работаю.
– Соня, ну, пожалуйста, поехали вместе! – вцепилась в неё Лида.
Выговаривая себе самой за слабость, и не решаясь отказать и отрезать от себя уязвимую подругу, София согласилась ехать с ней. Хотя сама по себе ситуация заставляла её нервничать.
Они прошли на парковку, Полянский не без галантности распахнул перед девушками дверцы серого поцарапанного «хёндая», явно видавшего лучшие времена. Софии бросилось в глаза, что водительское сиденье максимально сдвинуто назад.
«Конечно же, как бы он ещё тут поместился!» – подумала она, сжимаясь на сиденье сзади, рядом с подругой.
Можно было сесть впереди, рядом с Полянским, но София чувствовала себя некомфортно рядом с этим студнем в галстуке. На город опускался августовский вечер, уже по-осеннему свежий.
6.
Тимофей не любил живых детей, а уж мёртвых и подавно не выносил. Если с взрослыми ещё как-то можно было иногда договориться, наладить контакт, то призраки детей чаще были злы и взбалмошны, капризны и мстительны. Они не желали примириться со своим «новым состоянием», беспокоились, хулиганили, издевались над живыми родственниками или просто над теми, кто под руку попадался. И тяжелее всего приходилось с такими, которые были обижены из-за своей смерти, погибли насильственно и страшно, эти становились настоящими исчадиями, требовали возмездия, не принимали искупления.
Выявить закономерность в том, почему какие-то души задерживаются в мире людей, а другие растворяются в вечности, ему не удавалось ни разу за эти годы. Так, часто последние выродки получали отдых после смерти, а невинные и страдающие не могли оторваться от своих могил.
И являлись призраки не всем, например дочь видела покойную мать в убогом гробовом параде, а сын – нет. С кем-то говорили, кого-то игнорировали. Это несправедливо. Тимофей давно пришёл к мысли, что если бы все подряд люди без исключения знали, что обязательно ответят перед своими умершими родными и близкими, они бы при жизни вели себя совсем иначе.
В дороге Полянский поглядывал в зеркало на девушек, уместившихся на заднем сиденье. Лида – бледная, русоволосая, неприметная. Среднего роста, симпатичная, но при этом совершенно не цепляющая мужской взгляд. Бывают такие – пресные и бесцветные. Одинокая, мечтающая о сказочном семейном счастье, потому что глупые книги с детства убеждали: иного для женщины быть не может. А этой бедолаге даже родить для себя не от кого. И слава богу!
Её подруга-брюнетка ярче, интереснее. Колючая. Странно, что они с Кравченко встречались только некоторое время, отношения наверняка имели шанс на полную гармонию. Оба непробиваемые скептики, циничные и приземлённые. С такими сложно работать, но очень приятно общаться.
В квартире свет был включен во всех комнатах. В коридоре сыро, будто бы только что протёрли полы. Девушки нерешительно топтались на коврике в прихожей. Полянский медленно обошёл квартиру, открыл дверь в бывшую комнату хозяйки. Старый паркет поскрипывал под ботинками.
– Вася, – тихонько позвал он. – Кис-кис-кис!
Ответом Тимофею было глухое звериное урчание, голос ребёнка напоминал весенний кошачий вой. Злобное шипение донеслось из пыльного угла между балконом и ободранной кушеткой. Маленькие ручки и коленки шуршали и шлёпали по полу. Утопленник выполз на четвереньках. Полинявшая и заштопанная фланелевая рубашка, чёрные трикотажные шорты и растянутые хлопковые коричневые колготки в рубчик. Мутные глазки, не имеющие выражения, уставились на медиума. Из приоткрытого рта с синими губами донёсся тот же воющий, протяжный стон. Мальчик ведь не успел научиться говорить.
Полянский со вздохом тяжело опустился на пол. Из кармана пиджака достал и неспешно завёл жёлтую пластмассовую птичку, которая принялась подпрыгивать, клацая и цокая лапками по исшарканному паркету. Васенька замер над новой игрушкой, потом уселся на попу, по-лягушачьи вывернув ножки. И, взмахнув руками, звонко засмеялся.