Алексею вдруг вспомнилось, как однажды, возвращаясь с завода, он заметил на крыльце дома фигуру в кухлянке с хореем в руках. Рядом стояли нарты в оленьей упряжке. Алексей пригласил незнакомого оленевода к себе. Тот вошел и, сбросив капюшон, оказался… улыбающейся Галей. Алексей не мог догадаться, зачем она приехала сюда. Галя, замявшись, попросила показать ей завод-автомат. Недоумевающий, но, пожалуй, обрадованный, Алексей повел ее в цех.
Галя, пораженная, остановилась у мраморных колонн вестибюля. «Как в Москве!» Задержалась у зеркала. «Полгода не смотрелась! Ужас, как лицо обветрено…» Прошли сразу не в литейный, а в механический цех. Пахло машинным маслом и разогретой эмульсией. Части станков сами собой сдвигались, раздвигались, словно не обрабатывали, а старательно «лепили», как сказала Галя, заготовку, превращая ее в готовую деталь. Они щелкали, жужжали, пели.
Галя искоса посмотрела на Алешу и спросила:
— А тебе кто показывал этот завод в Москве? Наверное… Женя? — Темные брови ее болезненно приподнялись у переносицы.
— Нет, я в Москве ни разу к Жене на завод не выбрался, — простодушно признался Алеша.
И Галя повеселела, даже разрумянилась. Оправдываясь, сказала:
— У вас здесь жарко.
— Это тепло, отнятое у морозного воздуха, — с гордостью отозвался Алексей. — Наши отопительные холодильные машины имеют такой низкий температурный уровень, что могут отнимать теплоту наружного воздуха даже в лютый мороз, как сегодня.
Видимо, Гале нравилось, когда Алеша увлекается. Она смотрела на нею, забыв и автоматически работающие станки и бегущие по ленте заготовки. Потом говорили о моле.
— Не терпится начать проектирование, — признался Алеша. — Хочется обсуждать проект, спорить, искать… Я так рад тебе, Галя…
Галя задумчиво смотрела в сторону. Прошли в литейный цех, где из печей лилась нескончаемая струя металла. Это напоминало Алексею о Жене.
— Ты знаешь, Галя, я не уверен, что это получится, но Женя хочет превращать эту всегда льющуюся струю в непрерывную трубу. Ведь для мола нужно столько труб!
Галя поджала губы. Алексей заметил это и подумал, что вот с ним рядом идет чудесная девушка, которой он совсем не безразличен. Почему же нужна ему далекая и холодная Женя, подчеркнуто заинтересованная другим? Почему же не примет он Галиной дружбы?..
Алексей даже протянул к Гале руку, но тотчас отдернул ее и лишь украдкой посмотрел на девушку. Галя женским чутьем отгадала, что происходило с Алексеем. Задумчивая и рассеянная, она отказалась дальше осматривать завод и не захотела задержаться здесь хотя бы на один день.
Немного озадаченный, Алексей из долга гостеприимства решил проводить Галю. Он отправился с ней в тундру, сидя на ее нартах. Следом за оленями шел его вездеход. Полярной ночью, при свете звезд, трудно было разглядеть ее лицо. Когда они прощались, она отворачивалась и все звала свою Гексу, а потом, к удивлению Алексея, спросила, передать ли привет инженеру Ходову? Нарты скрылись в темноте. Некоторое время долетал лай Гексы.
Вскоре после отъезда Гали однажды в пургу на автоматический завод неожиданно приехал Ходов. Оказывается, что он решил обсудить с Алексеем методы предстоящего строительства, о котором уже говорили в печати, как об одной из задач недалекого будущего. Сутулясь, он расхаживал по комнате зимовки. Алексей наблюдал за его худым лицом, с провалившимися щеками, с запавшими серыми глазами и глубокими энергичными складками у губ. Ходов говорил ровным и безапелляционным голосом о том, что строители Днепростроя вынули за четыре с лишним года шесть миллионов кубометров земли и уложили один и две десятых миллиона кубометров бетона. Они были вооружены заграничными экскаваторами с ковшами емкостью в один-полтора кубометра. Ходов противопоставлял этому работу на первых великих стройках. Там строители за пять лет вынули три миллиарда кубометров земли (в пятьсот раз больше, чем днепростроевцы), уложили двадцать миллионов кубометров бетона (в семнадцать раз больше, чем на Днепре). Своим скрипучим голосом Ходов доказывал, что это удалось сделать потому, что для строителей были созданы советские экскаваторы с ковшами емкостью до пятнадцати, даже двадцати пяти кубометров, которые заменяли в работе десять тысяч землекопов. Великие стройки получили гигантские советские землесосы, заменявшие труд двадцати пяти тысяч человек. На этих стройках работали исполинские стальные муравьи — скреперы, могучие бульдозеры, армия саморазгружающихся машин, бетономешалок, похожих на дом, — словом, невиданная во времена Днепростроя новая техника, позволившая вооруженным ею людям выполнить титанические задания. Останавливаясь перед Алексеем, заложив руки за худую спину, Ходов говорил, что это и есть тот путь, по которому надлежит идти при строительстве ледяного мола. Мол можно построить только усилиями всей страны, которая взялась бы не только послать на север строителей, но и построить для них множество новых машин, способных заменить в работе на льду тысячи и тысячи людей.
Алексей молчал, радостно соглашаясь со всем этим в душе. Ему было приятно слышать именно от Ходова повторение своих собственных мыслей.
Алексей скромно умалчивал о том, что самостоятельно пришел к этим выводам, и у Ходова могло сложиться впечатление, что он убедил молодого инженера. Но молчание Алексея отнюдь не было робостью. Оно было скорее сознанием своей правоты, подтвержденной недавним противником. Да и не только недавним. Едва Ходов касался самой конструкции мола, молчаливость Алексея исчезала, глаза его загорались, он уже перебивал сухую, размеренную речь Ходова, не соглашался с ним.
Ходов считал, что сейчас невозможно учесть все те условия, в которых должен строиться и существовать мол. Какова будет сила дрейфующих льдов, напирающих на мол? Какие будут наметаться сугробы у радиаторов, поднимающихся надо льдом? Каким способом удастся прокладывать во льду полыньи для опускания труб?
Ходов предлагал не начинать проектирования, пока не будет накоплен опыт в специально созданной лаборатории. Карцев горячо восстал против этого. В лаборатории можно изучать только частности, но нельзя построить модель мола, и создать для нее условия, как в полярном море. Если уж ставить опыты, то ставить смелее и шире. Алексей предложил построить опытный мол в Карском море.
Ходову понравилась эта мысль, но в назначении мола будущие соратники и уже противники сразу же разошлись.
Ходов считал, что опытный мол понадобится лишь для того, чтобы разрешить с его помощью вопросы, встающие перед инженерами. Он хотел строить опытный мол самых малых, ненадежных размеров с затратой минимального количества труб, радиаторов, энергии. Пусть он будет заведомо ненадежен, пусть льды поломают его, — пусть природа сама внесет коррективы в проектирование. Это даст возможность построить главное сооружение наиболее экономично, лишь с самыми необходимыми запасами прочности. Выгода будет огромной.
Алексей спорил, возражал. Нельзя задерживать начало строительства. Нужно не проходить учебу в Арктике, а покорять, преобразовывать ее! Нужно сразу строить мол, который мог бы выдержать тяжелое испытание в природных условиях и повлиять на эти условия, на самую природу. Нельзя отказаться от быстрейшего появления магистрали. Ведь она могла бы заменить сто железных дорог!