— Не понимаю, о чем вы говорите, — ровным голосом отозвался Ролингс. — Я говорю о том, что сегодня утром, когда мы с коммандером Свенсоном и лейтенантом Хансеном беседовали в лаборатории, вы с Мерфи, стоя снаружи, должно быть, не удержались и приложили ушко к двери. И услышали то, чего вам не следовало знать. Вы сообразили, что творятся какие-то темные дела, и хотя толком ничего не знаете, но решили так: гляди в оба — враг не дремлет.
Верно?
— Верно. Боюсь, что все оно так и было.
— Мерфи что-нибудь знает?
— Нет.
— Я — офицер военно-морской разведки. В Вашингтоне все обо мне известно. Хотите, чтобы это подтвердил капитан?
— Нет, не надо... — Легкий проблеск улыбки. — Я слышал, как вы наставили пистолет на шкипера, но раз вас не посадили под арест, стало быть, с вами все чисто.
— Вы слышали, как я угрожал пистолетом капитану и лейтенанту Хансену.
Потом вас отправили прочь. Больше вы ничего не слышали?
— Ничего.
— На станции «Зебра» убиты четыре человека. Трое из пистолета, один ножом. Их тела были сожжены, чтобы скрыть следы преступления. Еще трое погибли при пожаре. Убийца находится на борту корабля.
Ролингс не вымолвил ни слова, но явно был потрясен. Глаза у него полезли на лоб, лицо побледнело. Я рассказал ему все, что знали Свенсон и Хансен, и особо подчеркнул, чтобы он держал язык за зубами. Закончил я так:
— Доктор Бенсон пострадал довольно серьезно. Одному Богу известно, по какой причине, но на его жизнь, очевидно, кто-то покушался. Хотя мы в этом и не уверены. Но если это было все же покушение, то оно не удалось... Что дальше — понятно.
Ролингс уже успел взять себя в руки. Лицо снова было невозмутимым, а голос ровным. Он уточнил:
— Значит, наш приятель может попробовать снова?
— Обязательно. Никому из членов команды, кроме капитана, старшего офицера и меня, не позволяйте сюда заходить. Если же кто-то попытается...
Ну, что ж, вы можете задать ему несколько вопросов, когда он наконец придет в сознание.
— Вы рекомендовали десять ярдов бинта, док?
— Этого вполне достаточно. И ради Бога, не переусердствуйте. Бейте не слишком сильно чуть сзади и выше уха. Вы можете устроиться вот здесь, за занавеской, чтобы вас никто не видел.
— Мне будет так одиноко сегодня ночью, — пробормотал Ролингс и принялся бинтовать головку ключа, поглядывая на кадры из мультиков на переборке. Даже старина Йоги-бэр, наш славный медвежонок, не составит мне компанию.
Надеюсь, хоть кто-то другой все-таки заявится...
Я оставил Ролингса в медпункте, испытывая даже некоторое сочувствие к тому, кто попытается сюда забраться, будь это убийца или кто-то другой. Мне показалось, что приняты все возможные меры предосторожности. Но, давая поручение Ролингсу стеречь Бенсона, я допустил одну небольшую ошибку. Всего одну. Я поручил ему охранять не того, кого надо.
Еще один несчастный случай произошел в тот день так стремительно, так просто и так неотвратимо, что мог действительно оказаться всего лишь случаем.
Вечером во время ужина я с разрешения Свенсона объявил, что завтра с девяти утра займусь лечением наших больных: ожоги без регулярной очистки и смены повязок могли серьезно загноиться. Кроме того, я решил, что пора наконец просветить рентгеном лодыжку Забринского. Медикаменты и прочие материалы в медпункте быстро убывали. Где Бенсон хранил свои запасы? Свенсон поручил стюарду Генри проводить меня туда.
Около десяти вечера, осмотрев двоих пациентов на станции «Зебра», я вернулся на. «Дельфин», и Генри повел меня через пустой центральный пост к трапу, ведущему в отсек инерционных навигационных систем и примыкающий к нему приборный отсек. Мы спустились туда, Генри отдраил тяжелый люк в углу приборного отсека и с моей помощью — люк весил не меньше 150 фунтов откинул его назад и вверх, так что он прочно встал на фиксаторы.
На внутренней стороне люка нам открылись три скобы, а дальше вертикальный стальной трап, ведущий на нижнюю палубу. Светя фонариком, Генри стал спускаться первым, я последовал за ним. Небольшой по размерам медицинский склад был оборудован и укомплектован так же превосходно, как и все остальное на «Дельфине». Бенсон и здесь проявил себя большим аккуратистом, повсюду были прикреплены ярлыки и этикетки, так что уже через три минуты я нашел все, что требовалось. По трапу я поднялся первым, остановился, немного не дойдя до верха, протянув руку, забрал у Генри рюкзак с медикаментами, развернулся, чтобы поставить его наверх, на палубу приборного отсека, а потом ухватился за среднюю скобу на люке, собираясь подтянуться и выбраться туда и сам. Но подтянуться мне не удалось.
Вместо этого люк сдвинулся и стал закрываться. Фиксаторы неожиданно освободились, и все 150 фунтов стали со всего размаха опускаться мне на голову. Случилось это все так быстро, что я ничего не успел сообразить.
Все еще держась за перекладину, я опрокинулся на спину и сильно ударился головой о порожек. Вероятно, сработал инстинкт: я опустил голову вниз и сунул в щель левую руку. С головой обошлось более или менее удачно: если бы ее зажало между люком и порожком, мне просто раздавило бы череп, но я нырнул так стремительно, что удар пришелся вскользь, обеспечив мне всего лишь головную боль на ближайшие несколько часов. А вот с рукой получилось намного хуже. Я, правда, чуть не успел вытащить и ее но чуть-чуть, увы, не считается. Если бы моя левая кисть была привязана к наковальне и какой-нибудь мерзавец изо всех сил хватил по ней кувалдой, эффект был бы примерно такой же. Какие-то мгновения я висел, точно в мышеловке, болтаясь на левой руке, потом под тяжестью тела кисть вырвалась из щели, и я рухнул на нижнюю палубу. Мне показалось, что тот же мерзавец еще раз хватил меня кувалдой, теперь уже по голове, и я потерял сознание. — Ну, что ж, старина, не стану нести ученую околесицу, — сказал он.
— Мы с вами оба костоправы, так что чего уж там темнить... Вместо запястья у вас настоящая каша, я выковырял оттуда массу винтиков и шестеренок от ваших часов. Средний палец и мизинец сломаны, причем средний в двух местах. Но больше всего досталось безымянному и мизинцу: порваны сухожилия.
— Что это значит? — спросил Свенсон.
— Это значит, что всю оставшуюся жизнь ему придется обходиться только тремя пальцами, включая большой, — напрямик отрезал Джолли.
Свенсон негромко выругался и повернулся к Генри.
— Ответьте мне, ради Бога, как вы могли действовать так небрежно?
Опытный подводник — как же так? Ведь вы прекрасно знали, что обязаны делать визуальную проверку каждый раз, когда поднимаете люк. Почему же вы этого не сделали?
— Мне не нужно было этого делать, сэр, — Генри выглядел еще более тощим и изнуренным, чем обычно.
— Я слышал щелчок, кроме этого, я потянул люк вниз. Он был зафиксирован, это точно. Клянусь, это было так, сэр.
— Не может быть, чтобы он был зафиксирован. Посмотрите на руку доктора Карпентера. Он только слегка потянул и от этого небольшого усилия... О Господи, когда же мы научимся соблюдать наставления!
Генри молча уставился на палубу. Джолли, который по вполне понятным причинам выглядел таким же измученным, как и я, собрал свои инструменты, посоветовал мне пару деньков передохнуть, всучил пригоршню разнообразных пилюль, устало попрощался и полез по трапу наверх из приборного отсека, где и возился с моей рукой. Свенсон сказал Генри:
— Можете идти, Бейкер. — Наверное, это был первый случай, когда к стюарду кто-то обратился по фамилии, — явный признак того, что Свенсон считал преступление Генри чудовищным. — Утром я решу, что с вами делать. — Не знаю, стоит ли решать уже завтра утром, — сказал я после того, как Генри нас покинул. — Может, послезавтра утром. Или даже еще попозже. Тогда вы сможете извиниться перед ним. Вы и я — мы оба. Люк был прочно зафиксирован. Я сам проверил это визуально, коммандер Свенсон.
В глазах у Свенсона мелькнула холодная ярость. Помолчав, он тихо спросил:
— Вы предполагаете именно то, о чем догадываюсь я?
— Кто-то пошел на риск, — сказал я. — Да, вообще-то, и не очень большой риск: почти все уже спали, даже в центральном посту, когда все это случилось, никого не было. Кто-то в кают-компании сегодня за ужином слышал, что вы дали мне разрешение спуститься вниз, в медицинский склад. Вскоре после этого почти все отправились по своим каютам. Но один человек не сделал этого, он караулил, пока я не вернулся со станции «Зебра». Потом последовал за нами вниз. Ему повезло: вахтенный лейтенант Симе как раз вышел на мостик, чтобы уточнить по звездам положение корабля, и центральный пост был пуст.