Конечно, против Джолли у нас нет ровным счетом ничего, никаких улик. Похоже, он и делал-то всего-ничего: выбрался из радиорубки, свалился без чувств на лед да так и пролежал почти все время, пока пожар не кончился. Но, с другой стороны, мы ничего не знаем о том, какую роль он сыграл в событиях, предшествовавших пожару. С него снимает подозрения только заклиненная дверь, да еще то, что Киннерд и Грант не могли не заметить, если бы он что-то сделал: койка Джолли находилась в глубине домика, и. чтобы выбраться наружу, он не мог незаметно миновать их обоих. К тому же не забывайте: он должен был остановиться и взять элементы «Найф». И еще один довод в его пользу, очень важный довод, я бы сказал. Я до сих пор уверен, что Бенсон упал не случайно, а если так, то не могу представить, как Джолли сумел бы это устроить, находясь у подножия «паруса», когда Бенсон был уже на его вершине. Да и потом, неужели, стоя у подножия «паруса», он дожидался, пока Бенсон свалится ему на голову?
— Вы отлично построили защиту Джолли и Киннерда, — пробормотал Свенсон.
— Вовсе нет. Я только догадываюсь, что может сказать адвокат.
— Хьюсон, медленно проговорил Свенсон. — Или Нейсби. Или Хьюсон и Нейсби. Не кажется ли вам чертовски странным, что эти двое — а спали они в задней части, у восточной стены камбуза, то есть там, где дом и загорелся, так вот, они все-таки успели выскочить, а другие двое — Фландерс и Брайс, так, кажется? — те, что спали посредине, задохнулись? Нейсби утверждает, что кричал и тряс их изо всей силы. Может, он мог бы трясти и кричать хоть всю ночь безо всякого результата. Может, они уже были без сознания... или мертвы. Может, они заметили, как Нейсби или Хьюсон, или оба сразу, выносили запасы продовольствия. и им заткнули рот. А может, им заткнули рот еще до того, как начали все нужное выносить... Не забудьте еще про пистолет. Он был спрятан в бензобаке трактора, чертовски странное место для тайника. Но если это придумал Хьюсон, тогда ничего странного нет, правда? Ведь он же водитель трактора. И потом, он заявил, что ему пришлось делать крюк, чтобы поднять капитана Фолсома. Он сказал, что огонь мешал туда пробиться. Но ведь он все же прошел к радиостанции! И еще одна штука, очень, я бы сказал, примечательная: он утверждает, что когда бежал к жилому дому, как раз взорвались цистерны с горючим. Но если они только начали рваться, то как получилось, что дома — те пять, что были полностью уничтожены, уже вовсю полыхали?.. А полыхали они потому, что были залиты горящим топливом, так что первые взрывы произошли задолго до этого. Между прочим, получается, что Хьюсон практически ничего и не делал во время пожара, только оповестил капитана Фолсома, который и без того уже все знал.
— Да, коммандер, из вас получился бы неплохой прокурор. Но не кажется ли вам, что против Хьюсона уж слишком много улик? Разве умный человек допустил бы это? Не кажется ли вам, что он обязательно симулировал бы героический поступок или хотя бы активную деятельность во время пожара, чтобы отвлечь от себя внимание?
— Нет. Вы упустили из вида, что у него не было никаких оснований ждать расследования по поводу пожара. Он и не предполагал, что может возникнуть ситуация, когда ему — или кому-то другому, не имеет значения, придется объяснять свое поведение и оправдываться.
— Я уже говорил и повторю снова. Такие люди, как наш приятель, никогда не надеются на везение. Они всегда действуют с учетом того, что их будут выслеживать.
— С какой стати их стали бы выслеживать? — возразил Свенсон. Как вообще они могли предвидеть, что возникнут какие-то подозрения?
— Значит, вы считаете, что они не могут догадываться, что мы идем по их следу?
— Да, я так считаю.
— Вчера вечером, когда на меня свалился тот проклятый люк, вы говорили по-другому, — напомнил я. — Вы сказали тогда, что кто-то покушался на меня, что это, мол, совершенно очевидно.
— Слава тебе, Господи, что у меня такая простая, непыльная работенка командовать атомной подводной лодкой, тяжело уронил Свенсон. -Честное слово, я теперь вообще не знаю, что и думать... А как насчет этого кока Нейсби?
— Вы считаете, они с Хьюсоном сообщники?
— Если мы согласимся, что те, кто спал в камбузе и не участвовал в преступлении, были убиты, а Нейсби остался жив, то так и получается, верно?
Хотя... Черт побери, он же пытался спасти Фландерса и Брайса!
— Может, это был рассчитанный риск. Он видел, как Джереми оглушил Киннерда, когда тот пытался во второй раз сунуться в радиорубку, и догадался, что тот остановит и его, если он изобразит такую попытку.
— А может, Киннерд второй раз тоже только делал вид, что собирается лезть в огонь, — сказал Свенсон. — Ведь Джереми и в первый раз пытался его остановить.
— Все может быть, — согласился я. — Но вот насчет Нейсби.., Если он тот, кто нам нужен, почему он сказал, что дверь в радиорубку не открывалась из-за льда? И что ему пришлось туда ломиться... Это отводит подозрения от Киннерда и Джолли, а убийца вряд ли что-нибудь сделал бы, чтобы очистить от подозрения других людей.
— Это безнадежно, — вздохнул Свенсон. — Говорю же вам: давайте запрем это проклятое сборище под замок!
— Да, это будет очень умно, — сказал я. — Да, давайте так и сделаем.
Тогда уж точно нам никогда не узнать, кто убийца. Поймите, тут все запутано еще хуже, чем вы думаете. Ведь вы еще забыли про двух наиболее очевидных преступников — Джереми и Хассарда. Это крепкие, башковитые парни, если убийцы именно они, то у них хватит мозгов сообразить, что против них нет ни единой улики. Хотя, конечно, может быть и так, что Джереми не хотел, чтобы кто-нибудь вообще увидел Фландерса и Брайса, и поэтому остановил Нейсби, когда тот попытался забраться снова в камбуз. А может, и нет...
Свенсон откровенно пожирал меня глазами. А ведь когда субмарина потеряла управление и шла ко льду, пройдя тысячефутовую отметку, он только слегка поднял брови. Но здесь было все иначе. Он сказал:
— Ну, ладно, мы позволим убийце разгуливать на свободе, пусть делает с «Дельфином» что хочет. Вы завоевали мое полное доверие, доктор Карпентер. Я уверен, что вы не злоупотребите этим доверием. Но скажите мне еще одну, последнюю вещь. Я убежден, что вы опытнейший сыщик. Но меня удивило одно упущение в вашем допросе. Вы не задали один ключевой вопрос, как мне кажется...
— Кто предложил перенести трупы в лабораторию, зная, что в этом случае его тайник будет в полной безопасности?
— Прошу прощения, — грустно улыбнулся Свенсон. -У вас, разумеется, были для этого причины.
— Да, разумеется. Вы не уверены, знает ли убийца, что мы идем по его следу. Я уверен. Я точно знаю, что он этого не знает. А вот если бы я задал этот вопрос, он сразу бы догадался, почему этот вопрос был задан, и тогда бы он точно знал, что я иду по его следу. Кроме того, я полагаю, что это был капитан Фолсом, хотя подбросил ему эту идею кто-то другой, причем так хитро, что теперь и сам Фолсом этого не припомнит...
Будь это несколькими месяцами раньше, в разгар арктического лета, когда по небу еще разгуливало солнце, это был бы великолепный денек. Но даже сейчас, когда в этих широтах солнце и не думало показываться, о лучшей погоде трудно было и мечтать. За тридцать шесть часов, прошедших с того момента, как мы с Хансеном закончили свой безумный поход к «Дельфину», перемены произошли прямо-таки разительные. Кинжальный восточный ветер стих совершенно. От клубов ледяной пыли не осталось и следа. Температура поднялась градусов на двадцать, а видимость для зимней поры установилась просто потрясающая.
Свенсон, разделявший убеждения Бенсона насчет слишком тепличного образа жизни экипажа, решил воспользоваться прекрасной погодой и предложил всем свободным от вахты размять ноги на свежем воздухе. Авторитет Свенсона был так велик, что к одиннадцати часам утра на «Дельфине» практически не осталось ни души, а экипаж, так много слышавший о дрейфующей станции «Зебра», разумеется, не удержался от искушения посмотреть на лагерь полярников, вернее, на его останки, ради которых они и прибыли сюда, к вершине мира.
Я пристроился к небольшой очереди тех, кто ждал приема у доктора Джолли. Было уже около полудня, когда он наконец освободился и занялся собственными ожогами и обморожениями. Настроение у него было отличное, он уже освоился в медпункте так, будто хозяйничал там долгие годы.