Мое сознание, как эфир, что не коснуться, не уловить глазами. Мужчины и женщины, что окружают нас словно Боги, спустившиеся с горы Олимп. Неподалеку сын Гермеса беседует с чадом Артемиды. Они прекрасны и не найти изъяна во внешнем их обличии. Одно из очаровательных созданий, направляется к нам. Ее кончики пальцев ног еле заметно касаются земли. Без крыльев за спиной она прилетела к нам. И все лишь для того, чтобы преподнести кусочек их изысканной амброзии. Так хочется оставить на потом, чтоб в секунды голода принять их как спасение. Я отложил серебряное блюдце, что принес мне потомок Афродиты. Снова поднимаю взгляд на тебя. Мы ловим взор друг друга. Тело вздрагивает и ты вкушаешь свою часть амброзии. Твое сознание переполняет возбуждение. Губы слегка дрожат, пытаясь скрыть незаметную улыбку.
– Блаженство, – произнес я, окунув свое тело в высокую траву.
– Я счастлива, – произнесла моя пассия. – Счастлива, как никто на этом свете.
Она права. Мы счастливы и счастья этого не описать словами. Прекрасное лазурное небо предстало перед глазами. Сотни волшебных птиц, отдаленно напоминающих павлинов с их огромными чарующими перьями, рассекали небесное пространство. Чудесные мотивы арфы ласкали слух. Пение дроздов в кронах деревьев дарили безмятежность духа. Тот райский сад, о котором твердили люди просто нелепая шутка по сравнению с этим местом. Благодатная нега настолько заворожила мое сознание, что я вовсе забыл: кто я есть такой.
– Послушай, а ты не помнишь мое имя? – спросил я свою половинку, которая с наслаждением поедала виноград.
– Ты моя любовь, разве есть что-либо важнее этого? – томным голосом спросила она.
– Ты права.
– Лучше взгляни на тех восхитительных коней.
Я поднял взгляд и увидел несколько белых лошадей с гигантскими крыльями по бокам. Они умиротворено паслись, пожевывая траву. Эта картина успокоила меня. Серебряное блюдце с амброзией стояло на золотом столике возле меня. Я тяготился вкусить, но мое внимание отвлекло темное пятно. Обтертая и обшарпанная дверь стояла прямо посреди зеленой лужайки. Я потер глаза и взглянул еще раз. Нет, мне не привиделось. Непосильный интерес возник внутри меня. Вопрос: «Откуда она здесь взялась?» заполонил все в моей голове.
– Я сейчас вернусь, – обратился я к возлюбленной.
Она лишь изящно отмахнулась в ответ. Еще раз, взглянув на кусочек амброзии и на дверь, я медленно зашагал. На контрасте белых, золотых, желтых, розовых цветов дверь будто гипнотизировала своей мрачностью и манила меня к себе. Приближаясь все ближе, я все тщательнее мог узреть всю ветхость внезапно появившегося предмета. Старая ржавая ручка еле держалась на своем месте. Правый уголок двери был надломлен. В нижней части виднелись два нелепых пролома, оставленные, видимо, ударами чьих-то ног. Уже в нескольких метрах я ощутил пронизывающий холод, исходящий от нее. Страх усиливался, но любопытство с легкостью одолевало его, заставляя преклониться перед желанием познать таинственное.
– Куда ты, друг мой, – услышал я знакомый голос дочери Афродиты.
– Я хотел узнать лишь… – только проговорил я и обернулся.
Предо мной стояла женщина в ободранных лохмотьях. Ее сухое и морщинистое лицо было противно мне. Одной костлявой рукой, покрытую наростами и мозолями, она держала меня за плечо. Резким движением я его стряхнул. Хотел было спросить о том, почему она так выглядит, как зловонный смрад, будто скисшее молоко смешали с гниющими яблоками, заполнил мой нос. Попытки его отогнать не увенчались успехом, поэтому оттопырив указательный палец, я слегка толкнул ее. Больше не в силах превозмогать любопытство, я отворил дверь.
– Что это?
Предо мной предстал длинный деревянный коридор. По бокам стояло множество людей. Но я, наверное, поторопился, называя их людьми. Скорее это было то, что от них осталось. Кто-то сидел на заваленном мусором полу и доедал заплесневелый кусок хлеба. Кто-то грелся у старых металлических бочков, позволяя языкам пламени облизывать их ладони. Всех их объединяло то, что одеты они были в дырявые старые лохмотья. Небритые, с засаленной и огрубевшей кожей мужчины, с безжизненным взглядом уставились в пустоту. Отвратительного вида женщины с дряблой кожей лица и словно солома, пыльными немытыми волосами. От стоящего зловония, меня слегка подташнивало. Я хотел скорее вернуться обратно.
– Лилит, – я обернулся в сторону любимой.
Меня либо одолевали сильные галлюцинации, либо я прозрел. Темные коричневые гниющие стены комнаты. Множество обветшалой мебели, на которых сидели люди и беззаботно смеялись. Истертый пол с множеством пятен, оставленных непонятно чем. А в самой середине комнаты на ветхом пыльном диване лежала моя Лилит. Она ничем не отличалась от других мерзких женщин, которых я имел стыд лицезреть. Единственное, что осталось в ней неизменным это ее прекрасные синие, словно море, глаза. Она лежала, поедая высохший и покрытой паутиной черствый изюм, и смеялась, разговаривая сама с собой.