-- То есть как это не имеет? -- возмутилась Люра. -- Не могу же я вот так, за здорово живешь, сидеть и смотреть, как они травят моего дядю?
-- Не можешь -- не смотри, кто тебя неволит? Уйди куда-нибудь.
-- Эх, Пан, сдрейфил, да?
-- Да, сдрейфил, и не боюсь в этом признаться. Скажи-ка мне, что ты собираешься делать? Что? Как выскочишь, как выпрыгнешь из шкафа и метким ударом ноги выбьешь стакан с ядом из его слабеющих рук? Очень красиво, нечего сказать.
-- Ничего подобного я делать не собираюсь, -- отчеканила Люра. -Заметь, тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было. Пойми, пожалуйста, Пан, ведь после того, что я видела, у меня выбора нет. Ты когда-нибудь про совесть слышал? Знаешь, что это за штука такая? Сам посуди: могу я сидеть себе где-нибудь в библиотеке, болтать ногами и знать при этом, что здесь в эту самую минуту творится? Поверь, я же не нарочно. Я не хотела.
Пан помолчал немного, подумал и сказал:
-- А вот и врешь. Именно, что хотела. Ты всегда мечтала пробраться сюда, спрятаться и подглядеть. Как же я раньше-то не догадался!
-- Хорошо. Да, я всегда этого хотела. Да, мне интересно. Ведь все же знают, что они тут что-то делают. Тайны у них какие-то, посвящения. Что, посмотреть нельзя?
-- Нельзя. Потому что нас это не касается. Хочется им играть в прятки -- пусть играют. Ты выше должна быть, понимаешь? Выше. А не подслушивать и не прятаться тут по шкафам, как дитя малое.
-- Ой-ой-ой, какие мы важные, какие мы взрослые! Хватит меня отчитывать, я не маленькая!
Какое-то время Люра и альм молчали, при этом Люра ерзала на жестких досках, путаясь в полах мантии, а исполненный праведного гнева Пантелеймон сидел у одной из этих мантий на воротнике и оскорбленно поводил усиками.
Казалось, все мысли в голове у Люры сбились в пестрый беспорядочный клубок. Эх, поговорить бы с Паном, все, глядишь, и встало бы на свои места. Ну уж нет. Первой мириться -- ни за что! Ничего не поделаешь, попробуем разобраться сами.
Итак, что же ее сильнее всего тревожит? Страх. А за кого? Ведь не за себя же. Она так часто попадала во всякие дурацкие передряги, что за себя уже давно не боялась. Разучилась. Значит, страх за лорда Азриела. Зачем он приезжает? Он и так-то в колледже редкий гость, а уж сейчас, со всей этой политической неразберихой...
Не станет же такой занятой человек приезжать, только чтобы выпить-закусить да трубочку выкурить со старинными приятелями. Нет, что-то непохоже. Правда, и лорд Азриел, и магистр были членами какого-то Правительственного Совета. Про Совет этот Люра знала, что они что-то там такое советуют премьер-министру. Но тогда заседания этого Совета должны проходить во дворце, а уж никак не в рекреации колледжа Вод Иорданских.
Ничего не понятно. Все последние дни слуги шушукались, что тартары захватили Московию и рвутся на север, к Санкт-Петербургу. Санкт-Петербург -ключ к могуществу над Балтией и всей Западной Европой. А куда ездил лорд Азриел? Куда-то на Север. В Лапландию, что ли. Когда они виделись в последний раз, он собирался в экспедицию.
-- Пан, а Пан, -- позвала Люра.
-- Что?
-- А как ты думаешь, только честно, война будет?
-- Сейчас -- нет. Иначе стал бы лорд Азриел приезжать сюда с визитом! Так что на этой неделе войны не будет.
-- И я так думаю. А потом?
-- Ш-ш-ш.. Сюда идут.
Люра приникла к щелочке между дверцами шкафа. В рекреацию вошел дворецкий, чтобы, как велел магистр, подправить у лампы фитиль. Дело в том, что и в преподавательской, и в библиотеке уже давно пользовались современными яндарическими лампами, но здесь, в рекреации, по-прежнему зажигали лигроиновые, свет которых был мягче и приятнее глазу. Здесь магистр не потерпел бы никаких нововведений.
Дворецкий поправил фитиль, подбросил в камин еще одно полено и, воровато оглянувшись на дверь, зачерпнул пригоршню табаку из мельнички. Не успел он приладить на место крышечку, как на двери, ведущей в коридор, щелкнул, отворяясь, замок. К восторгу Люры, дворецкий подпрыгнул, как ужаленный, проворно сунул табак в карман и повернулся навстречу гостю.
-- Мое почтение, лорд Азриел, -- произнес он с поклоном.
Люра почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок. Настал великий миг! Из ее укрытия двери в коридор видно не было, и ей стоило великого труда сидеть тихо и не высовываться.
-- А, это вы, Рен, -- раздался хрипловатый низкий голос лорда Азриела, всегда отзывавшийся в душе Люры каким-то смешанным чувством ужаса и восторга. -- Ну, к ужину я, надо полагать, опоздал, так что обожду здесь.
Дворецкий растерянно покрутил головой. Как правило, гости получали доступ в рекреацию только по личному приглашению магистра, и лорд Азриел не знать об этом просто не мог. Однако, заметив пристальный взгляд его милости, устремленный на подозрительно оттопыренный карман ливреи, где лежал краденый табачок, верный слуга благоразумно решил сделать, как велено.
-- Прикажете доложить их милости магистру, что вы прибыли?
-- Да, пожалуй. И насчет кофе распорядитесь.
-- Слушаюсь, милорд.
Дворецкий почтительно поклонился и вышел. Альм потрусил за ним по пятам. Лорд Азриел подошел к камину, передернул плечами и с наслаждением потянулся всем своим длинным телом, облаченным в дорожное платье. Ни дать ни взять проснувшийся лев! Как всегда при виде дядюшки, Люра затрепетала. Все. Теперь и речи не может быть о том, чтобы как-нибудь выползти из шкафа. Придется сидеть и ждать. Авось пронесет.
Альм лорда Азриела, снежно-белая пума, потерлась об его ноги.
-- Здесь будешь показывать?.. -- промурлыкала она.
-- Наверное. Это удобнее, чем в лекционном зале. Потом еще разговоров не оберешься. К слову сказать, они ведь захотят на образцы взглянуть. Надо приказать, чтобы кофры занесли сюда... Плохо дело, Стельмария. Что же нам с тобой делать, а? Вот-вот жди беды.
-- Тебе бы отдохнуть. Ты сядь.
Лорд Азриел рухнул в кресло. Теперь Люра не видела его лица, потому что он сидел к ней спиной.
-- Отдохнуть -- это хорошо. Да и переодеться не мешало бы. У них тут с этим строго. Штрафанут меня на дюжину бургундского за неподобающий вид, а? Отдохнуть... Будь моя воля, я бы проспал трое суток, не меньше. Так ведь...
В дверь постучали, и в рекреацию вновь вошел дворецкий с серебряным кофейным прибором на подносе.