Ханыль терялась в реальности и опиралась о кирпичную холодную стену, царапая ладони о неровный материал.
Когда Им была готова упасть на колени, потому что ноги не держали больше вообще, то услышала знакомый голос, который пробил её до дрожи. Сознание тут же отрезвилось, и из девушки словно разом выбили весь алкоголь. Ханыль сглотнула слюну и еле как собралась с мыслями. Она устояла на ногах и держалась руками за стену, затем медленно повернула голову и увидела его.
Парень стоял, опираясь спиной о кирпич и доставая из кармана дорогую пачку сигарет. Так и не бросил…
Его пальцы плавно вытащили одну и поднесли к губам. Ханыль наблюдала за его движениями с замиранием сердца. Ей стало вдруг страшно. Он скользнул большим пальцем по колесику, задевая кнопку возгорания. И когда появился огонь, то он не спеша поднёс его к сигарете, вдыхая в лёгкие ядовитый дым. Юта ещё около минуты наблюдал за огнём, а после выбросил зажигалку в сторону.
— Не ожидал увидеть тебя здесь, — Накамото натянул на лицо дьявольскую ухмылку и прошёлся кончиком языка по своей нижней губе. — Выглядишь всё также отвратительно, как и одиннадцать лет назад, — он саркастично усмехнулся и зажал сигарету меж зубов, делая глубокую затяжку.
Ханыль сжимает ладони в кулаки, что есть силы, и злобно сверлит парня взглядом. Нельзя отрицать, что это завораживает — вид того, как он зажимает в пухлых бледных губах сигарету, медленно вдыхает ядовитый дым и, опуская веки, с наслаждением и лёгкой ухмылкой на губах выпускает его наружу; и эти клубы рассеиваются в ночном влажном воздухе.
Девушке это сносило крышу, когда ей было семнадцать, а сейчас она признаёт то, что от этого и вправду нельзя оторваться. Нужно уметь так курить — эстетично, с долькой печали и упоения этим дымом, спокойно и задумчиво. Красиво. Убийственно, как это умеет только Юта.
— Не разговаривай со мной, — промычала Им, так как ощущала упадок сил, несмотря на всю скопившуюся ненависть.
— А я слышал, что ты неплохо живёшь. Что, совесть позволила отпустить всё и забыть?
Накамото издевался — он наслаждался тем, какой злой и беспомощной делал её. Она не могла ни возразить, ни ударить, ни убежать. Перед ним Ханыль была всегда такой слабой. В его руках она словно побитый мягкий пластилин, из которого он может лепить всё, что душе угодно.
Он кромсает его на кусочки, бросает на стол и в стены, собирает увиденные остатки и лепит скучный, уродливый шарик. И, небрежно бросая его на пол, давит ботинком.
Девушка чувствует себя загнанной в ловушку и до чёртиков напуганной дворовой собакой. Юта настолько отвратительный, что у Ханыль желчь поднимается к горлу.
— Хочешь, чтобы я напомнил тебе обо всём? — усмешка. Ханыль давится воздухом и смотрит на парня.
Юта бросает окурок на бетон и тушит его носком от кроссовок. Он грубо хватает Им за плечи и тянет вверх, жёстко припечатав к стене. Девушка затылком стукнулась о поверхность и болезненно застонала, пытаясь руками дотянуться до головы, но Накамото перехватывает её ладони и заводит за спину.
— Сначала меня очень взбесило, когда я узнал, что ты поступила в престижный университет, что ты встречаешься с кем-то, что ты живёшь хорошо. Но потом стало абсолютно наплевать, потому что ты не мешалась больше рядом со мной. Если ты и забыла всё, что сделала, то как посмела так нагло смотреть мне в глаза и общаться так, будто я — никто, а? Будто я ничего не знаю и не помню, — Юта наклоняется ближе к её лицу и сильнее сжимает пальцы на её запястьях.
Ханыль слаба настолько, что даже кричать не может, а только беспомощно скулить и пытаться не смотреть на японца. Он всё ещё выглядит пугающим, и от него у Им мурашки по коже. Всё внутри неё сжимается и душу леденит.
Даже спустя одиннадцать лет он так и не подавил свою любовь к этим глупым аксессуарам (и насилию, наверное, тоже), поэтому девушка невзначай замечает много проколов на ушах и серебряные серьги, блестящие даже от тусклого света луны.
— Если ты хочешь проблем, то я устрою их тебе. Ты пожалеешь ещё, если я узнаю о том, что ты написала на меня заявление в полицию. Ясно? Я не буду молчать и бездействовать, если ты вновь решишь всё мне испортить. Во второй раз я тебя не отпущу так просто. И превращу твою жалкую жизнь в настоящий Ад.
Юта психологически давит всё сильнее и сильнее, поэтому Ханыль не выдерживает и плачет, брыкается и пинает ногами воздух, но ничего не получается. Накамото откидывает её в сторону, и она не находит руками прочную основу, поэтому падает на маленькую лестницу и скатывается по ней вниз. Ступенек было всего три, но даже алкоголь не смог отвлечь девушку от этой боли. Ничего не смогло смягчить падение, и Ханыль скручивается в комочек и жалеет саму себя.
Ей становится мерзко от собственного поведения. Она никогда не научиться держать себя в руках рядом с Ютой, так и позволяя ему дёргать за старые нити в душе.
Она жмурит глаза и видит плывущие пятна в темноте, приглушённо слышит гул мотора, чувствует дуновение ветра и то, как он мягко шепчет ей на ухо и укрывает собой.
Ханыль ощущает всю боль в два раза сильнее, когда чувствует, как чужие руки касаются её плеч и приподнимают тело. Она принимает сидячее положение и не хочет раскрывать глаза, потому что ей страшно вновь встретиться взглядом с Ютой. Он уничтожит её, разобьёт вдребезги, как и несколько лет назад. Накамото снова всё испортит.
Юта бросает брезгливый взгляд на сжавшуюся Ханыль и думает уже вернуться обратно, как замечает подбежавшего к ней парня. Они ненадолго встречаются глазами, и японец фыркает, громко хлопая дверью.
— С Вами всё хорошо? Ханыль? — голос совсем другой. Им приоткрывает веки, но всё размыто и словно покрыто плотной оболочкой тумана. — Я отвезу Вас в больницу. Ханыль, только не теряйте сознание, слушайте мой голос, хорошо? — его голос бархатный, низкий и такой приятный, что Им утвердительно кивает головой и роняет голову ему на плечо. — Меня зовут Кан Даниэль. Я помогу Вам. Вы можете доверять мне.
Ханыль приходит в себя и не понимает, где она.
— Нет, мне нельзя… — Им видит перед собой крепкие плечи парня. Он быстро разворачивается и садится перед ней на корточки, сбрасывая звонок. Он внимательно смотрит ей в глаза, и Ханыль становится плохо. — Нельзя в больницу, нельзя, — Им хнычет и бормочет себе под нос. Она замечает, как парень нахмурился и отвёл глаза в сторону. Что-то в нём выглядит таким знакомым, но от очередных мыслей у Им кружится голова ещё сильнее.
— Хорошо, мы не поедем в больницу, Ханыль. Вы можете мне сказать, куда Вас отвезти? Где Вы живёте? — Им долго молчит, а потом отрицательно кивает головой и выдаёт слабое: «Я не помню». — Где Ваш телефон? Я позвоню Вашему парню, — девушка снова повторяется и цепляется пальцами за его кофту. От него исходит будто естественное солнечное тепло и приятный запах морского бриза. Ханыль хочется зарыться пальцами ему в волосы и обнять, потому что сейчас её до костей пробирает холод. Найти в этом тепло то нужное, что спасёт её от падения на дно.
— У меня нет парня, — тихо шепчет девушка, но Кан ясно всё слышит.
Он немного молчит и ждёт, пока она скажет что-нибудь ещё, но слышит только сопение. Ханыль уснула, и Даниэль не знает, что ему делать. Не важно зачем, но Кану стало очень интересно, почему её нельзя везти в больницу. Но потом он очнулся и вспомнил, что это вечеринка загородом, а значит в крови девушки сейчас могут найти, что угодно.
Обнаружив покраснения на руках девушки и став свидетелем рукоприкладства, он понимает, что тогда дело дойдёт и до полиции. Хотя бы это должно остановить парня. Кан тупит взгляд и думает, что делать. Внезапно раздаётся звонок, и Даниэль понимает, что это звенит телефон Им. Он аккуратно достаёт аппарат девушки из заднего кармана брюк и принимает вызов.
Не успевает Кан произнести и слова, как абонент бросает трубку, как к ним подбегает вспотевший и перепуганный Сехун. Даниэль сидит в шоке и наблюдает за знакомым, пока тот бежит к ним, спотыкаясь и чуть ли не падая. О садится рядом с ними и встречается взглядами с Каном. Их реакция одинаковая — они оба удивлены и молчат, но потом приходят в себя и приветствуют друг друга; они обмениваются парой фраз, а потом слегка улыбаются и выдыхают с облегчением.