Всю свою злость он срывал на детях, а чаще всего — на Уджине, обвиняя его в том, что после его рождения женщина ослабла и стала подвергаться тяжелым заболеваниям. Чанёль уже перешёл в первый класс старшей школы, когда узнал о том, что после третьего выкидыша — наступила смерть не только не родившегося ребёнка, но и самой женщины, истощённой до такой степени, что в последние дни она уже не могла встать с кровати.
После операции, когда выкидыша извлекли из тела, мать Чанёля забилась в себе и целыми днями смотрела в вымытое до блеска окно, до тошнотворной чистоты — такой, какой никогда больше не будет её чернеющее сердце. Ночами она не спала, уделяя на сон всего час или два, да и тот был таким неспокойным и прерывистым, что женщина просто лежала с открытыми глазами и смотрела стеклянным взглядом в белоснежный потолок.
Её навещали каждый день — муж, которого она ненавидела, но терпела из-за любимых детей; Уджин, который мало что понимал, но чувствовал неладное, и потому каждую встречу лежал рядом и ластился к родному телу; и няня Уджина, которая смотрела на женщину глазами полных жалости и отчаяния. Но единственный, кого так хотела увидеть ослабевшая женщина и обвить болезненно худые и бледные руки вокруг его талии — Чанёль.
Пак был другого мнения. На смену нескончаемой любви и болезненной тоски по единственно родному человеку, пришло ужасающее спокойствие и даже безразличие. Он не знал, откуда это в нём. Чанёль любил склонять все свои доводы к тому, что просто привык к отсутствию матери и её вечным болезням. Однажды ночью, когда он сидел на её кровати в одиночной комнате, ведь отец отказывался спать рядом с ней, Пак подумал о том, что её смерть не так уж и далеко. И если она умрёт сейчас, то будет даже легче.
Чанёль переживёт это в старшей школе, а когда выпустится, то уже остынет всем сердцем к мёртвой. Он верил, что так будет правильнее и легче ему самому. Так будет легче даже его маме — чем раньше она умрёт, тем раньше оборвутся все её страдания. Пак верил, верил, верил и думал, что уже принял эту ситуацию полностью. Но реальность оказалась куда чудовищнее, чем он себе представлял.
Больше смерти родного человека, которая подкосила повзрослевшего парня, его разрушило то, с какой скоростью отец нашёл ей замену — он привёл в дом свою любовницу, подождав то время, пока все журналисты утихомирятся. Чанёль скандалил с отцом, отказывался называть новую чужую женщину в их доме своей матерью.
Все фотографии матери в доме были уничтожены, только одна — их общая семейная, осталась висеть в просторной гостиной, чтобы репортёры могли заснять её и после назвать «тяжелой скорбью по ушедшей любимой жене председателя». Чанёль забыл, что такое дом на самом деле. И в выпускном классе бросил всё к чёрту — будь, как будет; умру, так умру; так будет лучше.
Чанёль хотел любви — чистой и искренней, хотел возносить свою возлюбленную до небес, идеализировать всю его будущую семейную жизнь, но после очередного расставания, когда девушка оскорбляла его и давилась слезами, он понял, что не умеет. Не может любить так, как в фильмах — красиво, громко, искренне и честно. Пак даже не умеет быть таким же честным и романтичным — это всё давно сгнило в его душе. Он только хотел, а отдавать в итоге разучился также быстро, как загоралась в нём мысль о самоубийстве.
Но убийство самого себя — слишком хорошая новость для отца. Особенно тогда, когда после окончания школы Пак сбежал из дома, который больше не мог таковым считать. Парень знал, что если убьёт себя, то отец будет только рад — минус одна головная боль и проблема, минус человек, который так чертовски сильно похож на свою мать. И лицом, и характером.
Когда Чанёль полностью принял свою, так сказать, патологию в том, что любить он не умеет (скорее всего, не хочет), ему на пути встречается Чонин, который после предлагает Паку начать работать, а не ныть о ничтожности бытия и не тухнуть в университете на занятиях, раз он так не хочет учиться. И тогда всё закрутилось с такой скоростью, что Пак не успевал даже вздохнуть нормально. Он забывал, что такое выходные и праздники; не успевал ничего из того, что он хотел бы сделать. У Чанёля в голове осталось только одно — работа.
В возрасте двадцати четырёх лет Чанёль оставался никем — бесконечная смена грязной и тяжелой работы; маленькая и тухлая квартира, в которой часто выключали свет и горячую воду; нелюбимая девушка, которая была рядом с Паком и уговаривала его вернуться к влиятельному и очень богатому отцу; и Чонин, у которого жизнь складывалась куда лучше, чем у него.
Чистое ли это везение или Ким кому-то уже продал душу, но удача словно была второй составляющей его души. И учеба давалась отлично, и с родителями прекрасные отношения, и любовь такая, как в мелодрамах — Соын была красивой и, что самое главное, любила не в пол-силы.
Она отдавалась чувствам к Киму полностью и совершенно не ожидая такой же отдачи с его стороны.
Чанёль смотрел и завидовал. Завистью чёрной, как смола, и тяжелой, которая тянула его ко дну быстрее, чем всё остальное. А потом, исчерпав все свои эмоции, Пак, оставаясь пустышкой на протяжении целого года — оказался на крупном кастинге в модельное агентство.
И тогда Пак не мог поверить, что та его несчастная жизнь оказалась позади. И ему повезло также крупно, как и Киму. Удача, наконец, на его стороне.
Когда Чанёль довольно-таки быстро добился успеха и стал одной из самых востребованных моделей, к нему в квартиру постучал отец — сам лично, без секретаря и без детей.
— Вернись домой. У меня есть к тебе отличное предложение, раз ты не хочешь, чтобы я передавал тебе семейный бизнес. Женишься на этой девчонке, — отец протянул Паку смятую фотографию и недовольно фыркнул, — и тогда я отдам по праву принадлежащие тебе половину акций компании. Просто, без судебных разбирательств. За обручальное кольцо на пальце этой бестолковой дуры.
Чанёль бы отказался, ведь деньги больше не были его приоритетом — их было так много, что парень не знал, куда их деть. Но, взглянув на натянутую улыбку девушку на семейной фотографии он подумал о том, что было бы неплохо хотя бы попробовать. И когда он бросит эту богатую девчонку — его отец увидит, что он не нуждается больше в его поощрении, как раньше. Теперь он может сам себя обеспечить и плюнуть в душу отца, на все его указки и просьбы, на всю его чертову «любовь» и якобы заботу о старшем сыне.
Пак с нетерпением ждал встречи с семьёй, как оказалось, дочери верховного судьи и некогда популярного адвоката, которая отказалась от дальнейшей карьеры в пользу семьи — Пак Джинхо. Парень знал, что в ней не может быть ничего интересного — только то, что в ней воспитали родители. Покорность, уважение и спокойствие. Смирение со своей судьбой, фальшивые улыбки и ложь о том, что у неё всё хорошо.
Парень подготовился к этой встрече, выехав к ресторану за час до встречи.
Чанёль опешил — Джинхо кричала в ресторане, пока никого из его семьи не было, а он удачно спрятался за колонной. Зачем правда, вообще непонятно. Пак, несомненно, была красивой, но парень сомневался, была ли это её настоящая красота или просто деньги родителей, которые оплатили тяжелый труд пластического хирурга. Что бы не было истиной причиной её красоты — Паку всё равно нравится.
Он никогда не отказывал себе в чём-то роскошном и прекрасном, как симпатичные девушки на пару ночей (он ведь не совсем моральный урод, чтобы на одну ночь), до безумия дорогие машины, крохотные блюда за огромные суммы, картины, висящие на стене его просторной квартиры.
Чанёль ни в чём и никогда себе не отказывал. И сейчас в нём загорелось желание хоть какую-то выгоду выручить с этой нежеланной помолвки.
Мать Джинхо не постеснялась ударить дочь на виду у всех и насильно усадить её обратно на стул. Народу-то в принципе было не так уж и много, в помещении тихо играла фоновая классическая музыка, официанты незаметно огибали столы и исчезали за дверьми. А Чанёль не мог оторвать взгляда от их семьи. Никто не стал ворчать или что-то говорить. Из-за постоянных косвенных упоминаний Джинхо в новостях о пьяном дебоширстве многие могли только поддержать подобные методы воспитания.