Такое судно неустойчиво и ненадежно, его трудно накренить, но зато столь же трудно выпрямить. Если же на палубе такого судна образуется лед, то центр тяжести переместится выше, а это крайне опасно. Последствия могут быть роковыми…
Особенно доставалось эскортным авианосцам и эсминцам, в частности «Портпатрику». И без того неустойчивые из-за высоко расположенной и тяжелой взлетной палубы, авианосцы представляли собой огромные площадки, на которых скапливался снег и образовывался лед.
Поначалу взлетные палубы содержались в относительном порядке, специальные команды беспрестанно сметали снег метлами, посыпали палубу солью и обдавали горячим паром из шлангов. Но погода ухудшилась настолько, что послать человека на раскачивающуюся во все стороны, предательски скользкую палубу означало бы отправить его на тот свет. На «Реслере» и «Блу Рейнджере» имелись модифицированные отопительные системы, размещенные под взлетными палубами. На этих кораблях из Миссисипи, в отличие от английских судов, палубы были деревянные, поэтому в столь суровых условиях системы отопления оказались совершенно неэффективными.
Эсминцам доставалось еще больше. Им приходилось мириться не только со льдом, образовавшимся из спрессованного снега, но и со льдом, нараставшим на палубе по мере того, как через равные промежутки времени на корабль обрушивались все новые и новые массы воды.
Брызги от волн, ударявшихся о форштевень, замерзали, не успев упасть на палубу. В некоторых местах толщина льда достигала фута. Под огромной его тяжестью скорлупки эти с каждым разом все глубже зарывались носом в пучину, и каждый раз все труднее вырывались из ее объятий. Командирам эсминцев, как и командирам авианосцев, оставалось лишь наблюдать с мостика за происходившим, да уповать на милость Провидения.
Прошло долгих два часа. За это время термометр опустился до самой низшей точки и застыл на ней… Вдогонку сломя голову бросился барограф. Но, странное дело, снега по-прежнему не было. Свинцовые тучи на северо-западе находились все еще в отдалении. Южная и восточная части неба были совершенно чисты. Эскадра представляла собой фантастическое зрелище: игрушечные, похожие на леденцы, кораблики – ослепительно белые, сверкающие в бледных лучах зимнего солнца, – отчаянно раскачивались из стороны в сторону, то и дело проваливаясь в ложбинах меж становящихся все круче и выше зеленовато-серых валов студеного Норвежского моря. Суда упорно двигались к далекому горизонту, залитому зловещим багрянцем,
– горизонту, за которым лежал иной мир. Это была невероятная, редкостная картина.
Но контр-адмирал Тиндалл не находил в ней ничего прекрасного. Человек, имевший обыкновение говорить, что ему чужда всякая тревога, он был серьезно обеспокоен.
Он был резок с теми, кто находился на мостике, – резок до грубости. Никто не узнавал в нем старого «фермера
Джайлса», каким его знали еще месяца два назад; от былого его добродушия не осталось и следа. Он беспрестанно окидывал взглядом корабли эскадры, все время ерзая на стуле.
Наконец слез с него и, открыв дверь в рубку командира, вошел.
Свет был выключен, и Вэллери находился в полутьме.
Накрывшись двумя одеялами, командир лежал на кушетке с мертвенно-бледным лицом. В правой руке Вэллери сжимал скомканный платок, покрытый пятнами: он даже не попытался спрятать его. Прежде чем адмирал успел помешать ему, через силу опустив ноги на пол, каперанг подвинул стул. Пожурив больного, Тиндалл с благодарностью сел.
– Обещанные тобою цветочки. Дик, скоро, полагаю, превратятся в ягодки? И какого дьявола напросился я командовать эскадрой?
– Вам не позавидуешь, сэр, – сочувственно улыбнулся
Вэллери, – Что намерены предпринять?
– А что бы ты на моем месте предпринял? – невесело проронил Тиндалл.
Вэллери засмеялся. На мгновение лицо его преобразилось, став почти мальчишеским, но затем смех прервался, сменившись приступом сухого, резкого кашля. По платку расплылось пятно.
– Вот каково смеяться над начальством, – подняв глаза, улыбнулся Вэллери. – Что бы я предпринял? Выпустил бы плавучий якорь, сэр. А не то бросился наутек, поджав хвост.
Тиндалл покачал головой.
– Ты никогда не умел убедительно врать, Дик.
Оба сидели молча некоторое время, потом Вэллери посмотрел на адмирала.
– Сколько еще осталось пути, сэр?
– По расчетам Карпентера, что-то около ста семидесяти миль.
– Сто семьдесят… – Вэллери взглянул на часы. – Двадцать часов ходу при такой погоде. Должны успеть!