все уходят во тьму;
И темны Солнце, Луна и "Готский альманах",
И "Биржевая газета", и "Справочник директоров",
И холоден дух, и действовать нет побуждений.
И с ними уходим мы все на тихие похороны,
Похороны без покойника - ибо некого нам хоронить.
Душе я сказал - смирись! И тьма пусть падет на
тебя -
Тьма Господня будет. Как в театре -
Лампы потушены для перемен декораций,
Грохот пустой за кулисами, тьма наступает на тьму,
И понимаем, что эти холмы, и деревья, и задник,
И четкий фасад - уезжают, вращаемы, прочь;
Или так, когда поезд подземки стоит слишком
долго меж станций -
Поднимается гомон и медленно гаснет в безмолвье,
И в каждом лице все отчетливее опустошенность
Сменяется страхом, что не о чем думать;
Или когда под наркозом в сознанье - но сознаешь
пустоту;
Душе я сказал - смирись! И жди без надежды,
Ибо ждала бы не то; жди без любви,
Ибо любила б не то; есть еще вчера -
Но вера, любовь и надежда - все в ожиданье.
Жди без раздумий, ибо ты не готова к раздумьям -
Тьма станет светом, незыблемость ритмом.
Бормотанье бегущих потоков и зимняя молния,
Дикий тмин и земляника,
Смех в саду, отзвук восторга
Не утрачены и насущны, указуют муки
Рожденья и смерти.
Скажешь, что я повторяюсь -
Кое-что говорил я и раньше. И снова скажу.
Повторить? Чтобы прийти сюда,
Где ты есть, оттуда, где тебя нет,
Ты должен идти по дороге, где не до восторга.
Чтобы достигнуть того, чего ты не знаешь,
Ты должен идти по дороге незнанья.
Чтобы иметь то, чего не имеешь,
Ты должен идти по дороге отчужденья.
Чтобы стать не тем, кто ты есть,
Ты должен пройти по дороге, где тебя нет.
И что ты не знаешь - единственное, что ты
знаешь,
И чем ты владеешь - тем ты не владеешь,
И где ты есть - там тебя нет.
IV
Склонился раненный хирург
С ланцетом в поисках гниенья.
В движениях кровавых рук
Участье острое и сожаленье
Творящего кровавый труд во исцеленье.
Все наше здравие - болезнь,
Коль няньке дохлой доверяться,
Твердящей нам все ту же песнь,
Что в мир иной пора нам собираться,
И во спасение должна болезнь усугубляться.
Земля - наш общий лазарет,
И он содержится банкротом.
Отсюда тихо - на тот свет,
Благодаря отеческим заботам,
Куда препроводят с любовью и почетом.
И по ногам озноб ползет,
Я брежу в лихорадке мрачной.
Как мне огня недостает!
Ведь жар чистилища - пустячный,
Не пламя - роза! Чад - лишь дым табачный!
Должна лишь кровь питьем нам быть,
А пищей - только плоть святая.
Но мы предпочитаем мнить -
Здоровы наша кровь и плоть живая,
Страстную Пятницу "здоровой" называя.
V
Вот я на полпути, переживший двадцатилетье -
entre deux guerres [35],
Пытаюсь работать со словом, и каждая проба
Становится новым началом и новым провалом,
Ибо покуда отыщется точное слово или решенье,
Никуда уж оно не годится -
Говорить уже не о чем. Так каждый приступ
Становится новым началом, походом на невыразимое
С убогими, вечно негодными средствами
Во всеобщем хаосе сознанья,
В сумятице чувств. А что завоюешь
В борьбе и смиреньи - открыто давно,
И дважды, и трижды - тут уж тягаться тебе
Безнадежное дело, - и состязанья не выйдет;
Остается борьба овладенья утраченным,
И найденным, и утраченным снова и снова;
именно ныне, когда
Это почти безнадежно. А можно: ни
приобретений и ни утрат,
Остается нам только пытаться. Остальное - не
наша забота.
Дом там, откуда вышли мы. Под старость
Мир становится чуждым - все путанней образ
Умерших и живущих. И не миг впечатленья
Сам по себе, без "до" и без "после",
Но вся жизнь, пылающая ежемгновенно,
И не жизнь одного человека,
Но жизнь древних камней с непонятными
письменами.
Время вечеру звезд
И время вечеру ламп
(Вечеру с фотоальбомом).
Любовь обретает себя,
Когда "здесь" и "сейчас" теряют значенье.
Старикам должно пытаться,
"Здесь" и "там" - не так важно;
Мы должны быть незыблемы и незыблемо
Перемещаться в иные глубины
Для согласья грядущего и сопричастья
Чрез кромешную стужу и пустое унынье,