— Потому что в Средние века не было глобального сообщества. Обычно речь меняется в ходе поглощения других языков или изоляции, когда один диалект развивается самостоятельно. Но к 2090-му году такие различия почти исчезли — все остальные языки, кроме английского, забыли, ими уже никто не пользовался. Ведь, чтобы участвовать в экономической борьбе, нужно учить язык торговли. Конечно, мода приходит и уходит — даже на языки, — но, во-первых, английский обрёл к тому времени много носителей, а во-вторых, люди предпочитают то, что им уже знакомо. Вот так и устоялся один способ общения. К тому же люди теперь живут дольше, и обычаи меняются реже.
Эллис невольно подумал, не кроется ли между строк признание, что здесь действует Министерство Граммар-наци?
— Альва, у меня ещё один вопрос.
— Я подозревала, что одним не ограничится. Конечно, спрашивай.
— Это дом Пакса?
— Да. Замечательный, верно? Обязательно выйди на балкон. Его все любят. Я так рада, что Пакс привёл тебя к нам! Уверена, они тоже счастливы. Пакс обожает всякие древности.
— Кто-нибудь ещё дома?
— Нет, милый, только мы с тобой. Пакс и Вин ушли. Они думали, ты дольше проспишь. Но не горюй, скоро вернутся. Я уже сказала им, что ты встал. К тому же я дома! Может быть, хочешь чего-нибудь? В тебя влили много воды, но мне сказали хорошенько тебя напоить. Будешь чай? Лимонад? Цистрин? Красный или белый Вистун?
Пока Эллис размышлял, как эфемерный компьютерный голос может угостить его напитком, тело напомнило о более важном вопросе.
— Вообще-то, я бы сейчас в туалет сходил. Мне нужно э-э… пописать. Да и хотелось бы душ принять, зубы почистить.
— Пописать! Ну разумеется. — За небольшой аркой, которую он до этого не приметил, загорелся свет. — Прошу сюда, Эллис Роджерс.
Эллис надел штаны. Они были чистыми, ни капельки крови. Затем, взяв рюкзак и остальную одежду, он проследовал через арку в другую комнату. И оказался в тропическом лесу. Кору могучих деревьев покрывали ароматные цветы, с ветвей свисали лианы, а над густыми кустами порхали бабочки. В скале Эллис заметил каменную чашу, которую наполнял ручеёк.
— За лианами, — подсказала Альва.
Он прошёл сквозь живую занавесь — в настоящих джунглях ему бы понадобилось мачете — и обнаружил прекрасную лагуну, в которую каскадом низвергался водопад.
— Чтоб меня… — вырвалось у Эллиса.
— Что ты сказал, голубчик?
— Да так. Сам с собой.
— Ну а я здесь на что? Можешь со мной поговорить.
— Что, вода так и льётся весь день?
— Нет, конечно. Я для тебя включила. Температура сорок градусов. Скажи, если захочешь теплее или холоднее.
Сорок? Эллис коснулся воды — горячая, то, что надо — и пожал плечами.
Двери в лесу не было, так что он решил поторопиться, пока хозяева не вернулись, и подошёл к весьма своеобразному унитазу в виде пня. Воды в нём не было, вместо этого, к большому удивлению Эллиса, его струя просто исчезла в воздухе. Затем он припомнил, что забыл зубную щётку, со вздохом разделся и ступил в озеро.
— Воду можно подать потоком или струями, под любым напором и с любой стороны, — сообщила Альва. Здесь её голос, приглушённый шумом воды и пением птиц, звучал иначе. Эллис промолчал. Хорошо хоть, её не потянуло на разговоры, пока он мочился. Сколько же, интересно, получает посредник? Может, у него гонорары, как у адвоката?
Пройдя до центра озера, Эллис встал среди водопада и расслабился под тёплой водой. Горячий душ всегда казался ему чуть ли не греховным блаженством, а ванна — и вовсе дьявольским соблазном. Скалы распыляли воду мельчайшими каплями и заволакивали джунгли туманом.
— А мыло есть? — спросил Эллис.
Поток воды сразу стал мыльным, точно на автомойке, но с лёгким запахом сирени. Что, интересно, если в шутку попросить воска? Эллис улыбнулся и подставил лицо под воду. И простоял так дольше, чем собирался. С того мига, как он обнаружил письма Уоррена, Эллис не мог прийти в себя. Слишком много всего случилось разом. Даже лежать в кровати, пытаясь осмыслить всё произошедшее, было утомительно. И хотя он не давал себе времени подумать, «душ» настроил его на размышления.
Эллис всё потерял. Исчез его дом и огромные платежи за ипотеку. Нет больше машин, техосмотра и ремонта. Теперь Эллис свободен от всего и всех: от Пегги и Уоррена — неверной жены и предателя-друга. Прошлая жизнь окончилась, и её погребли тысячелетние пласты времени.
Зато новая жизнь взяла поразительное начало! Эллис исполнил — в общих чертах — свою заветную мечту и при этом не сыграл в ящик. Он наконец чего-то добился — чего-то стоящего. Судя по всему, он стал первым путешественником во времени. Всё вышло как нельзя лучше. И всё же, стоя под горячим пенистым водопадом, Эллис заплакал.
Он не мог сдержаться, не понимал, откуда взялись слёзы. Ему ведь радоваться надо! Почему же, рискнув всем на свете и победив, ему было так горько?
Семейная жизнь не обернулась для Эллиса тем идеалом, что воспевают в фильмах, но Пегги разделила с ним тридцать пять лет, а он избавился от неё, как от просроченной бутылки молока. Уоррена он знал и того дольше. Его друг всегда за ним приглядывал, защищал, а теперь тоже угодил на свалку прошлого. Может, они бы всё объяснили… если бы он только… Но уже слишком поздно.
Если бы время пощадило гараж, Эллис бы сам сравнял его с землёй. Тот символизировал все его ошибки: смерть сына, медленную гибель брака и, как теперь он понял, верх эгоизма — побег в будущее. Он ведь для Пегги даже записки не оставил. Только сотни вопросов и ни одного ответа до конца её жизни.
Эллис спрятал лицо и слёзы в потоке воды. И ещё долго не сходил с места. Ему было всё равно. Ведь его никто не ждал.
— Как выключить? — спросил он наконец.
В один миг водопад иссяк. Пруд опустел, туман рассеялся, и Эллиса обдуло сухим горячим воздухом. Всего через минуту он высох, а затем оделся.
Вернувшись, он бросил рюкзак рядом с кроватью и отправился на разведку. Как оказалось, спальня и ванная меркли перед остальными чудесами дома.
— Это комната отдыха, — с ноткой гордости объявила Альва, когда он ступил под обширный сводчатый потолок.
Здесь оба мотива — готическая спальня и тропическая уборная — объединились в живописные руины среди исполинского леса. Камень покрывала резьба: изящные арки на стенах и узоры вокруг фресок, исполненных в стиле Ренессанса.
В углу Эллис заметил мольберт, запачканные тряпки и горшки с букетами грязных кистей. По соседству — запятнанные гончарные круги, а рядом — инструменты для резьбы. Но всё его внимание приковала дальняя стена, которой попросту не было. Её не заменили стеклом: зал открывался наружу огромным проёмом, который вёл на полукруглую площадку балкона.
Вид с него потрясал воображение. Дом Пакса находился на изогнутом склоне, сплошь усеянном другими домами, каждый со своим балконом. За отвесные скалы каким-то чудом цеплялись плющ и цветы, а внизу деревья с крупными ветвями и кронами укрывали тенью парк, в котором уместился бы небольшой городок. Ущелье было колоссальным: люди на противоположных балконах казались меньше муравьёв, а сам далёкий склон был тронут синеватой дымкой. Воздух пронизывали лучи солнца и всюду порхали птицы самых разных цветов и размеров. Их пению вторило эхо, словно его отражал сам небесный свод.
Эллис сошёл по ступеням на балкон и прищурил глаза: вдали с вершины ущелья свергался огромный водопад. Вдруг из глубины дома донёсся голос Альвы:
— Добро пожаловать. Молодец, Пакс, что не пожалел лишней секунды и предупредил, что скоро будешь. А, постой… ты об этом даже не подумал, да?