— Как скажешь. Сути не меняет: светлое будущее нас не ждёт.
«Любопытно, — подумал Эллис, — а он понимает, что сам входит в то же поколение, которое винит во всех бедах на земле?» Хотя нет, Уоррен не припишет себя к числу избалованных лентяев. И, пожалуй, имеет на то право. Они оба из работящих семей. У обоих отцы трудились на заводах с юности и до ранних инфарктов. Только Эллису повезло в жизни, а Уоррену — нет.
С мечтой о профессиональном футболе он распрощался, когда лишился на работе двух пальцев. Их отрезало штамповочным прессом, после того как Уоррен убрал защитный кожух. Тот ему, оказывается, «мешался». Однако, потом он выиграл дело в суде на том основании, что кожух вообще не должен сниматься. Уоррен явно решил, что ничем не хуже других и заслужил что-то взамен потерянных пальцев. А про ответственность за свои поступки забыл, едва в воздухе запахло деньгами.
— Вот если бы ты послал меня в прошлое, другое дело, — продолжал Уоррен. — Пятидесятые были раем! Чёрт, да мы всем миром правили. Америка — маяк надежды и свободы. Любой мог своей мечты добиться, было бы желание. И каждый знал своё место: мужики работали, а бабы сидели дома и растили детей.
— Увы, назад вернуться нельзя. Так не получится. Согласно Хоффману, двигаться можно только вперёд. Строго говоря, ты никуда не двигаешься. Наоборот, стоишь на месте, а время проносится мимо. Как когда ложишься спать: закрываешь глаза и — раз! — наступил следующий день. Просто взял и перемотал семь-восемь часов. Но, если честно, будь у меня выбор, я бы всё равно хотел увидеть будущее.
— Так ты и увидишь. Пусть и не очень далёкое, но всё же. Мы ведь ещё живы, а?
Эллис глотнул пива и задумался. Как же странно, что Уоррен выбрал именно такие слова. Будто ему подали знак с небес. Он подумал, а не сказать ли Уоррену, что Господь собрался отправить Эллиса в отставку, но представив, решил воздержаться. Жизнь в Детройте, «городе моторов», не поощряла мужчин лить слёзы. Каждый новый кризис закалял их, покрывал хребты холодной сталью. Шли годы, менялись поколения, но местные работяги как всегда сжимали зубы, пили, курили и стойко переносили все тяготы. Мужчины здесь не обнимались — только пожимали руки. Какой толк делиться с лучшим другом новостью о своей скорой смерти? Он сам был бы не прочь о ней забыть.
— Ну да ладно. — Эллис взял бумаги и вручил Уоррену. — Я хочу, чтобы ты их приберёг.
— Зачем?
— На всякий случай.
— На какой-такой всякий случай?
— Вдруг у меня получится.
— Что получится? Ты о чём? — Уоррен сощурил глаза, а потом выпучил. — Нет, погоди… ты чего же? Думаешь попробовать? Сделать машину времени?
— Не думаю. Я начал её собирать сразу после того, как нашёл ошибку Хоффмана. Она уже стоит у меня в гараже.
Точнее, сам гараж был машиной времени, но Эллис решил опустить подробности. Уоррен и без того хмурился так напряжённо, будто в стерео-картинке пытался разглядеть объёмный предмет.
— А это… это же не опасно?
Эллис замялся с ответом, и брови Уоррена тут же взлетели на лоб.
— Слушай, Эллис, ты умный мужик. Умнее всех, кого я знаю. Ты же не собираешься какую-нибудь глупость выкинуть?
Он покачал головой.
— Не волнуйся, навряд ли вообще что-нибудь выйдет. Просто… ты, вот, жалеешь, что так и не смог сыграть на большом поле. — Он махнул рукой в сторону стадиона на экране телевизора. — Ну а я так и не стал космонавтом, не побывал на орбите, не ступил на Марс. Вот он, мой шанс. Я уже старею, у меня мало времени на что-нибудь важное, на настоящий подвиг.
— А как же Пегги?
Фредди уже поставил новую бутылку, но забыл салфетку, и на столе появилась лужица. Эллис глотнул пива. Его так и подмывало спросить: «Какая Пегги?»
— Может, оно и к лучшему. Правда. Я думаю, она даже рада будет. Помнишь, я говорил пару лет назад, что мы хотели в Техас перебраться? Там открылась отличная вакансия, я бы получил прибавку и серьёзное повышение. Но Пегги сказала, что не может бросить здесь последние воспоминания о сыне. Но я, дескать, если хочу, могу ехать. По-моему, она расстроилась, что я остался.
— До сих пор тебя винит?
— Не зря ведь.
— Не кори себя. Я бы на твоём месте так же поступил. — Уоррен покачал головой, сжав губы, будто взял в рот лимон. — Да любой — не только я.
— Хватит об этом, ладно?
— А, конечно. Прости, не хотел…
— Ничего. — Громким голосом Эллис окликнул Фредди: — Ну-ка, плесни нам с другом «Джека»! У нас сегодня праздник.
Фредди налил виски, и Уоррен поднял стакан:
— За долгую жизнь.
Эллис поднял свой.
— За будущее.
Они чокнулись и выпили.
Глава 2
Время пришло
Когда Эллис вернулся домой, прежнее возбуждение сошло на нет. Только сейчас он понял, что на самом деле собирался сделать. Ну нет, нельзя просто взять и пропасть без следа. Не мог он бросить Пегги, выйдя за пресловутой пачкой сигарет. Ну не ладили они друг с другом, и что с того? Ведь она разделила с ним тридцать пять лет жизни и заслуживала, чтобы муж с ней попрощался по-человечески. А что, если Эллис ошибся, не так что-нибудь соединил, или Хоффман был неправ, и…
«Что, если она найдёт в гараже ещё один труп? Нельзя же так с ней! О господи! Я что, рехнулся?»
Надо ей рассказать, объяснить. Если она узнает, что для него это так важно, что в будущем его могут вылечить, возможно, она даст ему своё благословение. Эллис обдумывал, что сказать, как вдруг осознал, что на кухне до сих пор горит свет. Напольные часы в прихожей пробили одиннадцать. Он вернулся домой раньше обычного, но последние шесть лет его жена каждую ночь ложилась спать не позже половины одиннадцатого.
«Так почему она оставила свет?»
Лампы горели и в прихожей. И в гостиной. А телевизор был выключен. Эллис удивился. И встревожился.
— Пегги? — позвал он. Заглянул в пустую ванную. Крикнул громче: — Пегги? — и поспешил наверх.
Когда он вошёл в спальню, удивление и тревога сменились настоящим ужасом. Пегги нигде нет! Но тут Эллис заметил на постели открытую шкатулку, и всё встало на свои места. Пегги обнаружила его кражу. Разумеется: он же всё оставил на виду. Видно, она зашла в гардеробную за пижамой и сразу увидела пустую шкатулку.
«Чёрт! Она решила, что нас ограбили! Наверняка перепугалась, не захотела одна оставаться дома. Только бы в полицию не пошла. Нет, она бы мне сперва позвонила, верно?»
Он достал из кармана телефон. Точно — вот голосовое сообщение от Пегги. Он коснулся иконки и включил громкую связь.
«Эл! О, господи, Эл, возьми трубку! Пожалуйста, прошу тебя! — Она говорила громко, но не кричала. Голос дрожал от страха. — Мне нужно с тобой поговорить. Нужно знать, что ты решил… Я виновата, ладно? Признаю, но это было давным-давно. Сама не знаю, зачем я вообще хранила эти письма. Дура я, вот и всё. Клянусь, я о них напрочь забыла.
Надо было тебе рассказать, знаю. О боже, возьми же ты трубку. Слушай, ты ещё у Брэди? Я сейчас приеду. Буду через двадцать минут. Тогда и поговорим, хорошо? Пожалуйста, не злись. Уоррен ни в чём не виноват. Да… и к чему теперь виноватых искать? Просто так вышло. Знаю, знаю, надо было всё тебе рассказать, но… ах… если ты слушаешь, подожди меня, не уходи никуда. Не делай никаких глупостей, хорошо?»
Конец сообщения.
Эллис с открытым ртом смотрел на телефон.
«Сама не знаю, зачем я вообще хранила эти письма».
Он подошёл к шкатулке на кровати, вспоминая, что в ней видел: открытку, корешок от билета, фотографии, стихи и письма. Вот только их теперь не было. Эллис пару секунд глядел в шкатулку, пока не сообразил, что забрал их с собой.
«Вот и всё».
Он засунул руку в карман пальто.
«Знаю, надо было всё тебе рассказать».
И достал всю охапку. На ковёр посыпались фотографии, стихи и даже обрывок билета. В руке остались только конверты. На штемпелях — девяносто пятый год, через несколько месяцев после смерти Айзли. Адрес — почтовый ящик Пегги, который она завела для рабочей переписки. Почерк — Уоррена.