Даже сейчас, десятилетия спустя, нельзя без содрогания читать свидетельства очевидцев: «На полосатом тряпье сохранились большие буквы «R». «Значит, это наши солдаты, томящиеся в фашистском плену. Имен их никто никогда не узнает. Трупы обозначают цифрами: первый, пятый, восьмой...» «Я видел много смертей,—пишет один из членов следственной комиссии.— Но сейчас не могу удержать слезы, не могу найти слова, которыми мог бы рассказать об этих варварских убийствах. Черепа пленных расколоты каким-то тяжелым предметом. Вскоре мы находим его: четырех-пяти килограммовый слиток железа...»
От крайних домов одного из пограничных сел буквально десяток шагов до братских могил. Что знают о них в селе? «Нас поразило отношение жителей к трагедии, разыгравшейся буквально у них на глазах,— отмечают авторы отчета.— Никто ничего не помнил, никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Верим! Что стоила чья-то жизнь для гитлеровских прислужников, тем более жизнь военнопленного, да еще русского».
Память...
Чехословацкий антифашист» хроникер села Гай Хебского района Властимил Скала, страстно интересующийся историей, показал нам найденный в архиве снимок девушки из соседней деревни Палич по имени Эмма Бруцкер, у которой на груди висела дощечка: «Я — курва, я снюхалась со славянином». Ее гоняли по окрестным селам фашиствующие молодчики, пока не замордовали до смерти. Интересно, не помнит ли герр Гауптман этой фамилии?
— А что вы помните?! Мальчишки! — зеленел тогда в Нью-Йорке от ярости престарелый наци Гауптман.
Что мы помним?
Для нас, например, кадры из «Неизвестной войны», которая демонстрировалась и там, в Америке, и здесь, в центре Европы, не просто исторический фильм. Не в кино, а наяву мы, дети войны, видели, как фашистские головорезы выполняли и у нас, в Донбассе, садистский приказ Гитлера: не жалеть ни женщину, ни ребенка. Пепелища, смрадные дымы над копрами, тела, сброшенные в глубокие шахтные шурфы... Мы помним застывший ужас в глазах матерей, стариков, когда фашисты пускали пулеметные очереди по мальчишеским головам, выглядывающим из укрытия. Не вы ли это были, герр Гауптман,—такой высокий и подтянутый, в черных перчатках и со стеком в руках?
И если бы герр Гауптман посмотрел «Неизвестную войну» по девятому каналу в Америке, может, кое-что и вспомнил бы. Да, господин Гауптман, мы видели в Карловых Варах на кладбище могилу, на памятнике был портрет кайзеровского офицера с такими же, как у вас, усами и с такой же, как у вас, фамилией. Возможно, это ваш близкий родич, получивший ордена за карательные акции против парижских коммунаров. Но мы видели и братскую могилу замученных советских солдат, фамилии которых до сих пор не удалось установить, и чехословацкий патриот, шахтер Зденек Павлик двадцать лет разыскивает их имена. В его картотеке три с половиной тысячи имен...
Мы смотрели в кинозале музея Лидице — деревне, уничтоженной дотла фашистами,—снятые гитлеровцами кадры, от которых стыла кровь. Рядом сидел кубинец Виктор Суарес, сын героя штурма казармы Монкада, спортсмен, приехавший в Чехословакию на соревнования. Он сказал: «Этого нельзя никогда забывать».
Там, в Лидице, на месте пепелища вырос шиповник, огромные плоды которого, кажется, набухли кровью.
Мы идем по улице имени 10 июня 1942 года (дата, когда свершилась лидицкая трагедия). Здесь живет Мария Ярошева, председатель Комитета чехословацких женщин. Она давно могла бы переехать в Прагу. Но держат ее эти места не только тем, что она родом отсюда.
— Это святое место,—говорит она.—Я встречаю здесь женщин из разных стран, которые приезжают к нам в гости. Смотрите, на том месте, где пролилась кровь невинных лидиц-ких детей и женщин, поднялся розарий. А женщины умеют тонко чувствовать красоту жизни. Я уверена: стоит один раз побывать здесь —и каждая наша подруга, в каком бы уголке планеты она ни жила, всегда будет пламенно бороться за мир и счастье на земле. Тут не надо слов, тут говорит само сердце.
И каждый год в Лидице идут необычные посылки: из многих уголков мира женщины присылают новые сорта роз, которые прорастают алым цветом на месте пролитой крови...
Однажды в Праге мы ранним утром поднялись на Градча-ны, чтобы полюбоваться оттуда городом - красавцем, сверкающим золотыми куполами под лучами восхбдящего солнца. Наша добрая спутница, пражанка, милая Магда Ролинкова, влюбленная в Прагу и вызвавшаяся добровольно сопровождать нас по родному городу, глядя вдаль, задумчиво говорила: