Угадала тогда. «Нимжан» – колдовское имя, означающее «дождь».
К удивлению своему я узнала, что маг очень даже не прочь поболтать – про себя он рассказывал легко, меня слушал внимательно, а вопросы задавал... Вопросы, сначала неуверенные, осторожные, постепенно становились все смелее, но вот что я заметила довольно быстро – его вопросы ни разу не повторили вопросы Рхиса. Да, Рхису я частенько не отвечала, но... насторожило меня это, почти напугало, а чем – сама не знаю. Неизвестностью, должно быть, ведь кто поймет, что у этих колдунов на уме.
Потому, наверное, новое утро, третье или четвертое с нашего ухода, ознаменовалось моим молчанием. Ничего не хотела ни показать, ни доказать, просто – боялась сказать лишнее. Даже путь поменяла я, и свернула с дороги, сухо пояснив: «Тебе отдых нужен». Конечно, он ни разу не пожаловался на трудности пути, но я-то понимала, что старику, будь он хоть сотню раз колдуном, тяжело ночевать в лесу. А до Рейге, как назло, остановиться можно только в деревнях, ради каждой из которых придется делать крюк и, мало того, пробираться через топи. С этим я смирилась, так же, как и с остальными будущими трудностями, – ведь Нимжан до того вряд ли перебирался по болоту, никак не используя магию. Однако ж повезло – дом показался раньше, чем болотные кочки. Еще и заря вечерняя заняться не успела.
Хорошо помню хозяина дома и историю, с ним связанную... Все тут связано, так тесно, так плотно, что не понять мне, никак не понять, что бы еще рассказать, а что и оставить можно...
Так вот, хозяин... Он сидел за широким крепким столом, сложив руки перед собой, и невидящими глазами глядя в центр треугольника, образованного большими и указательными пальцами.
Я спрыгнула в грязь с чурбачка. Здесь, близ болот, дома ставили на деревянные ноги, а окна, забранные сеткой вместо бычьих пузырей или слюды, прорубали совсем маленькими, без ставней.
– Что-то с ним не то, – пробормотала я, пожимая плечами в ответ на вопросительный взгляд Нимжана.
Обычно колдуны, эти, деревенские, что действуют незамысловато и не привыкли терпеть безмагов, как горожане, выбегают во двор, как сила покинет, или хотя бы в окно высовываются, грозятся... А этот – сидел, стука не слышал.
– Может, глух? – предположила я.
Нимжан вздохнул тихо, снова поднялся по шаткой лесенке к двери и снова принялся стучать, с трудом удерживаясь на жердине. Я наблюдала за ним недолго, опять запрыгнула на свой чурбак, но на этот раз не смотрела, а просто пропорола сетку ножом. И сам нож кинула, за неимение под рукой ничего другого. Тот угодил как раз под ноги мужчины.
Хозяин дома вздрогнул, резко вскинул голову, затравленно взглянув на меня, и вскочил на ноги, едва не опрокинув стол и скамейку.
– Извини за окно! – крикнула я. Если и глухой, то хоть поймет, что с ним говорить пытаются. – Но мы ж стучимся-стучимся... Ты не пугайся, безмаг я, вот и колдовать не можешь, – объяснения обычно совсем не нужны, но так он смотрел... Ждал чего-то, безмолвно кричал и требовал.
Он побелел лицом, тело словно разом обмякло – плечи опустились, безвольно повисли руки, – прошептал безжизненным, серым голосом:
– Так это вы...
В следующее же мгновенье он подбежал и схватил меня за руку, словно пытаясь втащить в дом через оконный проем, потом отпустил, метнулся к двери и наконец-то впустил Нимжана.
– Безмаги? – с мольбой спросил меня хозяин, почти что втаскивая в дом, на этот раз через дверь. – Давно стучитесь, говорите?
– Давно, – ответил Нимжан вместо меня, степенно кивая. – А с тобой что?
– А я уже думал... – что он думал, мне было и так понятно, просто повел себя странно для колдуна, вдруг ни с чего утратившего силу.
Мужчина оглядел нас с ног до головы. Нимжан старался выглядеть внушительным и по возможности бодрым, и у него это даже получалось, а вот я и не пыталась, в свою очередь рассматривая хозяина. Молодой, плечистый, крепкий, он казался больным из-за нездорово, лихорадочно блестящих зеленых глаз и залегших под ними теней.
– Меня Шатом зовут, – произнес он, улыбнувшись. – Вы сумки кладите и садитесь, накормлю.
– Давай... Как раз подумаешь, как лучше о деле сказать, – мрачно отозвалась я.
Безмагов иначе встречают, даже если и ждут. Шат ничем не показал своей злости, хотя я ее хотела увидеть. Паршиво... Значит, дело сложное.
Нимжан с интересом разглядывал простое жилище, разделенное на две комнаты занавесью из холстины, вроде бы чистое, прибранное, но все равно кажущееся нежилым. Я бы подумала, что Шат поселился здесь совсем недавно, но его суета явно была суетой хозяина, принимающего гостей, а не случайного человека, не знающего толком, что где лежит.
– Поймите, оно обычно ночью случалось, чтоб колдовать не мог... Как отрубало все, напрочь! – объяснял Шат, пока мы доедали. Вообще поначалу он молчал, но скрыть волнение у него не получалось, и Нимжан спросил, в чем же дело.
– А тут – вдруг вечером, только солнце село!.. Я и думаю – все, смерть моя пришла...
Я не удержалась, хмыкнула, а Нимжан сказал:
– Что ты подумал – дело десятое, про причины говори.
Старик мне Кипрея напомнил – такой же собранный, серьезный, деловитый. Шат вздохнул тяжело, кивнул и начал рассказ.
Маги, безмаги... а все люди. Шат вот повздорил со стариком из ближней деревни, по дурости, позабыв о должном уважении. Хотя как я поняла, колдун тот был дедом премерзким.
– Он же, – говорил Шат, – сам на всех бросался, ровно пес бешеный... Так и я дурень – не сдержался, ответил...
История его оказалась простой – поругался с магом, а тот возьми и прокляни. Мол, сил лишишься, а потом и сам сгинешь.
А колдуны меж тем продолжили разговор – и я не могла найти смысл в тех речах.
– Что видел? – допытывался Нимжан с серьезным лицом.
– Ничего! – едва ль не клялся Шат. – Верней, сначала все как обычно, а как из деревни вернулся, в ночь, р-раз – и как ударило!
– И что, вообще ничего не заметил?
– Да совсем! Совсем свет померк! Любой! Все исчезло, только и осталось – я, дом мой, да вон, за окном...
– Это как? – не поверила я. – Как ты узнал, что больше ничего нет, раз кроме «за окном» ничего отсюда не видно?
Шат осекся на полуслове, взглянул на старика с недоумением, пробормотал что-то вроде «Я ж не о том».
– Есть заклинания, сковывающие колдуна, есть амулеты, которые используют в тюрьмах... – бормотал Нимжан.
– Есть мы, – фыркнула я.
– Да не стал бы колдун безмага нанимать, – покачал головой Шат. – Прости уж, но зачем ему терпеть такое? К тому ж, он сильнее меня... правда, не знал, что настолько.
Я покачала головой, подошла к двери, распахнула ее и вгляделась в подобравшуюся к избе ночь.
В детстве я боялась темноты, а ночной лес так и вовсе мог довести до ужаса. До сих пор, путешествуя и ночуя в лесу, могу проснуться внезапно и вслушиваться, вслушиваться в его шепот, внутренне холодея. Рхис, помнится, сказал как-то раз, что лес его не любит, а на мой вопрос «Почему?», ответил, пожимая плечами: «Думает, я его сожгу».
Накинув плащ и натянув шарф на нос, я спрыгнула вниз, не доверяя лесенке.
– Нимжан! – негромко окликнула я. – Ты пойдешь со мной?
Старик молча спустился следом. Тогда у меня появилось ощущение, что он догадывается о моем вновь проснувшемся детском страхе, позже поняла – не права. Ему хватало своих страхов.
Я молча побрела вперед, высматривая хоть кого-нибудь. Шат уже искал и в доме, и вокруг него разные знаки, дохлых животных, спутанные нитки и неизвестные растения, ничего подозрительного не нашел – а значит, беда появляется ночью, а не спит рядом до заката.
– Нимжан, – прошептала я, заметив две фигуры среди деревьев, – обходи с другой стороны. Только тихо.
– Все же безмаг? – пробормотал Нимжан недоверчиво.
– Раз не вопят от удивления, значит, безмаг уже имеется, это точно...