Уля почувствовала себя весьма неловко. Девушка не могла понять, в чем же дело. Отчего он здесь оказался так рано? Чувства ее пришли в смятение.
Но долго терзаться угрызениями совести Ульяна не собиралась. Она, слава Богу, пока ни одному, ни другому ничем не обязана. И девушка решила «не замечать» юношу, фланируя под ручку с геройским фронтовиком. А пройдя чуть дальше, за угол, вежливо распрощаться с офицером и вернуться обратно.
Но Алексей, не страдавший испорченным зрением, их увидел.
Все произошло так внезапно, что Уля, девушка вообще-то довольно бойкая, растерялась. Алешка, по характеру человек порывистый и не трусливый, прямиком направился к ним.
– Добрый вечер! – сдержанно поздоровался он, преграждая путь парочке и, не дожидаясь ответа, протянул Ульяне цветы.
– Спасибо, – тихо произнесла она, не зная, куда девать глаза.
Другой бы на этом прекратил вымученное общение, но только не шестнадцатилетний обманутый гимназист. В Алешкиной груди будто граната взорвалась. Он не мог понять, как та, к которой он относился почти как к божеству, могла променять его на какого-то заурядного офицера, у которого даже сапоги плохо начищены и нет новенькой скрипящей портупеи.
– А я ведь ждал вас, – с упреком сказал Лиходедов, – в месте, которое вы же сами и назначили.
– Извините, я… я забыла. Нет, не то… Не забыла, а просто время перепутала.
Алексея поразила обыденная беспечность ее слов. Она говорит о свидании, которого сам он так ждал, что не мог спать всю ночь. Накануне буквально вылизал свой нехитрый гардероб. В ботинки можно было смотреться. По дороге сюда двое знакомых спросили его, какой сегодня праздник, а один даже поздравил с днем рождения. А букет… Эти цветы он заказывал у знакомого армянина за два дня, отдав половину всех карманных накоплений!
Лиходедов был потрясен. Оказывается, о назначенном свидании можно просто забыть!… А как смотрит этот самодовольный офицерик!
– Конечно, – выдавил паренек, – чем старше ваши спутники, тем больше они запоминаются.
Укол пришелся в точку. Улины брови поползли вверх. Она никак не ожидала такого беспардонного покушения на свое право выбирать. Бесцеремонность и дерзость обиженного юноши ее удивили. По мнению Ули, моральные мучения Алексея не шли ни в какое сравнение с тем унижением, которое он сейчас заставлял испытывать ее.
«Подумаешь, какой нервный, – решила Уля. – Хоть и с цветами, а все равно подождет. Для того ли меня растили родители, пылинки сдували, чтобы какой-то безусый гимназист указывал, что делать».
Но отвечать Ульяне не пришлось. Ступичев произнес нравоучительно:
– Молодой человек, вы же видите: девушка не желает продолжать с вами беседу.
Алешку аж передернуло. Он чувствовал, что минутный порыв может принести ему неприятности, но сдерживаться было трудно. Какой-то рыжеватый невзрачный военный, подло укравший у него предмет обожания, явно просился на кулак. В гимназии Лиходедов хоть и не считался отъявленным драчуном, но кулачных боев никогда не избегал. Парень крепко умел давать сдачи, и если уж дрался, то остервенело и до крови, пока не растаскивали. И все же Алексей нашел в себе силы на ответное замечание.
– Не знаю, где успели повстречать Ульяну вы, господин подъесаул, а только я договаривался о свидании несколько дней назад и, – Алешка кивнул на букет – к нему готовился. Хотя, как видите, барышни порой крайне легковесны.
Лиходедов старался говорить бесстрастно, однако голос его от обиды срывался.
– Свидание? Ну нет, это уж слишком! – возмутилась Уля. – С чего вы взяли про свидание? Просто встреча двух малознакомых людей. И потом, я ведь уже извинилась!
– Юноша, не доводите до греха, идите своей дорогой. – Голос Улиного спутника становился жестче.
– А то что, дуэль? Или просто в морду дадите? – не унимался Алексей.
– А как больше нравится, – Ступичев аккуратно высвободил правый локоть от руки девушки.
– Валерьян, прекратите, не обращайте внимания! – попросила курсистка, придерживая спутника за рукав шинели.
В этот момент мимо проходили трое подвыпивших парней пролетарского вида.
Одного, самого длинного, Лиходедов даже признал. Этот молодой хулиган был хорошо известен в привокзальных трущобах.
– Гляньте-ка, хлопцы, – заржали все трое, – офицерик у гимназера кралю увел! Че, грамотей, не помог тебе букварь?
– Да пошли вы… – огрызнулся Алешка. – Дети подземелья!
– Че? Че ты сказал? – Длинный рванул Лиходедова за плечо.
Гимназист развернулся и молча, со всей силы рубанул длинного кулаком в подбородок, вкладывая в удар всю накопившуюся обиду. Парень опрокинулся на спину.
В этот момент подъесаул выхватил револьвер и навел его на двух других хулиганов:
– Пошли прочь, быдло! Башку прострелю!
– Но, но, ты того… благородие, не очень тут размахивай, – попятились кореша длинного. – Погоди, придет время, мы вам всем кишки выпустим!
Офицер сделал несколько шагов по направлению к ним.
– Ступичев, осторожно! – вдруг вскрикнула Ульяна.
Длинный к этому моменту очухался, вскочил и ударил подъесаула ножом в руку. От боли Валерьян выронил револьвер, тут же подхватил его левой рукой и дважды выстрелил вслед убегавшим в Александровский сад парням. Длинный было споткнулся, но дружки подхватили его под руки, и все трое скрылись за углом.
Ульяна стояла, широко открыв глаза, зажав уши ладонями, и смотрела, как, словно чернила на промокашке, расплываются на пушистом снегу капельки крови раненого офицера. Гулять больше не хотелось. Настроение было безнадежно испорчено.
Лиходедову стало неловко. Он подумал, что, если б не его дурацкое самолюбие, все могло обойтись.
– Больно? – спросил он офицера, придерживающего здоровой рукой раненую.
– До кости пырнул, гад, – стиснув зубы, ответил тот. – Нужна перевязка.
Тут на аллее, ведущей в городской парк, показались Мельников и Пичугин. Алешкины товарищи направлялись в сторону Азовского рынка, но специально решили пройти через Александровский сад, зная, что Алешка отправился туда на свидание. Любопытство донимало скорее Серегу, чем Шурку, заикнувшегося было, что подсматривать за друзьями нехорошо. Но аргумент Мельникова пересилил: «Как же ты с его невестой здороваться собираешься, если не знаешь, как она выглядит вблизи?»
Пичугину предлагалось только засвидетельствовать свое почтение и сразу продолжить путь в пивную на улицу Базарную, где новоиспеченные партизаны собирались отметить свое вступление в отряд полковника Чернецова. Позже туда обещался подойти и Алешка.
– Леха, это у вас стреляли? Здрасьте. В чем дело, барышня? – Вид подбежавшего Мельникова говорил о готовности к решительным действиям.
– Шпана офицера порезала, – не собираясь долго объяснять, ответил Лиходедов, осматривая разбитый кулак.
– Ой, – Пичугин, подняв на лоб очки, уставился на ссадины на костяшках, – надо йодом… э-э… помазать!
После, деловито осмотрев отпечатки на начинавшем подтаивать снегу, Шурка изрек:
– На лицо… э-э… нокаут! Кого это ты так?
– Скорее на подбородок, – попытался пошутить Алексей, гордо посмотрев на Ульяну.
Но девушка с мокрыми от слез глазами кусала дрожащие губки. Докторскую дочку, привыкшую ко всяким медицинским моментам, вдруг замутило от вида свежей крови. И от глупых, нервирующих разговоров.
– Все, я хочу домой! – капризно заявила она появившемуся на звуки выстрелов патрулю.
От капитана и двух юнкеров несло сивухой.
«Наверное, весь город уже пьян», – решила Уля. Обида за хамски уничтоженный праздник бросилась краской в лицо.
– Господи, и зачем я согласилась с вами пойти? – упрекнула она Ступичева, разрывающего зубами бумажную упаковку бинта, полученного от патрульных. – Обманщик! Вы же соврали про время!
Юнкера не замедлили предложить себя в качестве провожатых. То же сделал и Алексей. Но курсистка, с досады отшвырнув букет в сторону, направилась домой в одиночестве. Догонять ее никто не стал.