Он вообще тяжело сходился с людьми, был суров в общении, ценил людей только своего круга и не искал новых друзей. Они были ему не нужны… Не знал прадедушка, что эти черты его характера, равно как вспыльчивость, даже ярость, тоже достались кумыкам от половцев. Они — черта тюркского характеpa, о чем достаточно точно написал в 1246 году итальянский монах Плано Карпини. Кстати, описанная им внешность половцев («куманов», как он их называл) полностью совпадает с чертами лиц нынешних кумыков.
Так что характер моего прадедушки (как и многих кумыков) наследственный. Своим спокойствием, рассудительностью Аб-дусалам подавлял окружающих, подчинял их без приказов и слов, лишь своим видом и благородством. Иных приводил в трепет. Его боялись. И тайно не любили, остерегаясь явно выразить свою неприязнь.
Говорят, какая-то неземная сила жила в нем. Когда он шел по улице, прохожие отворачивались или прятались. Однажды на него бросилась огромная кавказская овчарка, но он ни на шаг не отошел, а лишь посмотрел на нее своим тяжелым взглядом. Бедный пес припал к земле и, жалобно скуля, пополз прочь. А прадедушка пошел дальше…
Адбусаламу вскоре стал тесен и Чирюрт. Он с семьей переехал в Ростов, в старый Аксай, из которого в XIII веке выехали наши предки, потом вновь вернулся в Дагестан. После Петербурга всюду жилось неуютно. Ведь прадедушку отличало абсолютное безразличие к деньгам, к богатству. У кумыков тогда в почете был человек — его происхождение, а не тугой кошелек, как сейчас. Князь мог быть беднее чабана, и это не смущало. Он — князь. И этим сказано все. Больше всего кумыки боялись не бедности — позора.
Сесть в арбу, хозяин которой низкого сословия, считалось за величайший стыд. Или — в присутствии других сидеть возле своей жены. Или — входить в кухню… Существовал целый свод неписаных запретов и правил — адатов, я их привожу в конце книги.
И не приведи Бог, если князь, даже случайно, выполнит какую-то работу по дому или по хозяйству, для этого были люди, целые сословия. Позор в первую очередь ложился на них, не сумевших вовремя помочь князю, у которого свои обязанности перед народом — княжеские. В кумыкских аулах общество очень строго делилось на сословия. После князей шли сала-уздени — профессиональные воины, которым тоже запрещалось работать, они в мирное время оберегали княжескую особу от всяких неприятностей.
И в сословном делении общества кумыки повторили половцев.
А самым большим позором у кумыков считалось продавать, делать бизнес, как сказали бы сейчас. Прикасаться к деньгам, особенно детям, в приличных семьях запрещалось. И как в этой связи не вспомнить рассказ византийского историка XIII века. Как-то император Михаил Палеолог прислал половецкому хану Казану жемчуга и драгоценные камни (хотел подкупить). Хан, проявив осторожность, спросил: для чего они годны, могут ли предостеречь от болезней, смерти и других бедствий? Услышав отрицательный ответ, хан отвернулся от дара… У степняков вещи ценились не материальные! Ценились поступки. И мысли.
Что мы хотим от сегодняшних батраков, которые все растеряли? Одни только «бабки-бабки» у них на уме. Ни работать, ни учиться не желают. Вот и стоят позорно на базаре в ожидании случайного заработка.
Для торговли кумыки пускали к себе в аулы евреев, занимавшихся еще и разными ремеслами, и талышей, отличных огородников. Скот пасли горцы — тавлу…
Для уважающего себя кумыкского князя хорошим делом считалось умение раздобыть военные трофеи. Тоже уметь надо! Правда, потом их раздаривали гостям, друзьям, родственникам направо и налево, и у удачливого грабителя ничего не оставалось. Зато сколько радости!
Обычай, идущий из глубины веков!
И столь же давняя традиция — невольницы. Сластолюбцы еще в XIX веке покупали их ради первой расправы; в Эндирей-ауле был рынок, куда свозили красавиц со всего Кавказа. Потом рабыню принято было отдавать за холопа или отпускать на все четыре стороны, если была на то ее воля… Мне рассказывали, что прадедушка Абдусалам не отворачивался от этого древнего обычая. И в 70 лет его огромное сердце было столь пылко и нежно, что в нем умещались даже юные красавицы, среди них — внучка Шамиля, ставшая четвертой женой прадедушки.
Лихой конь, сокол, гости, подарки, праздники, заварушки и, конечно, женщины заботили иных князей куда больше, чем плодородие земель. То был верх самодовольства, но ради него стоило пожить…