Иван достал кисет, подаренный ему на прощание женой, скрутил цигарку, затянулся крепким табачным дымом и протянул самокрутку собеседнику. Тот бережно принял цигарку, затянулся, и улыбка вновь блеснула из-под его усов.
– Хорош… Словно медку гречишного хлебнул.
– Хорош, – согласился Иван, – У тебя жена, дети есть? – спросил он.
– Была, – помрачнел солдат, – была и жена-красавица, и лапушка-дочка. Да беда сгубила, и любовь и жизнь нашу. Раз увидел барин жену мою в поле и приказал к себе отвести. Скрутили её, на подводу бросили. Дочурка наша, шестой годок ей шёл, бросилась к барину, кричит: "Мама, мама!" Только тот и слушать не стал. Хлестнул арапником по светлой головке и укатил. Когда прибежал я, доченька моя лежала на дороге, а кровушка её алая в пыли растеклась.
Перевернулось тут у меня сердце. Взял я рогатину – и к хоромам барским…
Снова затряслась земля от взрывов. Расцвела рваными ранами воронок. За артподготовкой поднялась в атаку новая волна вражьей цепи.
– Эх, браток некогда и поговорить то нам по-человечески, – вздохнул Иван, поднимая винтовку, – а сколько рассказать хотелось о жизни нашей. Да некогда. Опять, гады полезли. Давай угостим их, как положено.
– Угостим, – поднял длинное своё ружьё другой Иван, – досыта накормим.
Бой разгорался. Все гуще становился визг вражьих пуль. И когда убило одного Ивана, другой склонился над ним, закрыл ему глаза, вздохнул тяжко:
– Не дождалась тебя жинка, браток.
Взял Иван винтовку друга, передёрнул затвор, как будто всю жизнь это делал, прицелился, выстрелил.
– Ничего, – процедил он сквозь зубы, – ничего, сочтёмся и за кровь, и за слезы. Хоть и чёртово племя вы, а от пули не уйти…
Запнулся солдат. Нашёл и его горячий кусок металла, прямо в сердце попал. Разжались пальцы, выпуская винтовку. Медленно осел Иван в окопе, руки бессильно уронил на землю. Промчался над окопом враг, подняв клубы дыма и пыли над дорогой, по которой погонят его назад.
80- е годы.
Сапёры осторожно перенесли останки солдат двух эпох. Похоронили их на окраине села, со всеми воинскими почестями.
Сияют под солнцем бронзовые буквы: "Русским героям – вечная память и слава".
1987 г.
Ахметка
Он осторожно пробирался по лесу, верхом на коне, внимательно всматриваясь и вслушиваясь в окружающий его осенний лес. Конь, чувствуя тревогу своего хозяина, осторожно переставлял ноги между упавшими ветками, и чутко прял ушами, реагирую на любой звук. Бестелесным духом клубился меж деревьями утренний туман.
Чересседельная сумка плотно набитая добычей, приятно постукивала по колену Ахмета. Более трёх месяцев назад он уехал из родного аила на обычный для этих мест промысел. Ещё несколько часов и он дома. А там отец, мать, любимая сестрёнка Айгуль, два младших брата, которым вскоре самим становится джигитами. Уже не далеко. Через поляну, вдоль оврага, ещё лесок, а там… Главное проехать мимо кордона. Что-то много их стало на дорогах в последнее время. А на них полицейские с солдатами. Все злые, какие-то. Никого без проверки не пропускают. Да ещё по лесу разъезды казачков рыщут. О, к тем лучше не попадаться. Звери. И все хотят поймать храброго джигита, Ахметку. А Ахметка не хочет, чтобы его поймали. Нечего ему на каторге делать. Ахметка лес любит. Волю любит. Охоту любит.
И чего спрашивается, ищут? Чего обозлились? Неужели из-за пропавших обозов? Раньше, власти на такое закрывали глаза. И более важные обозы пропадали, бывало, и никого это не интересовало. А чтобы хоть одного полицейского из города выманить, такого никогда не было. Всё на диких зверей списывали. И всё. На этом всё и заканчивалось. А теперь? Ну, взял он пару обозов. Не один конечно. Слава Аллаху, в тайге много храбрых джигитов. Ну, в последний раз в запале порубили кое-кого. В смысле всех. Так, то сами виноваты. Зачем за мылтык хвататься? Всё равно ведь не успевали. А как всё красиво начиналось. Налетели как ветер. «Сарынь на кичку!» – выкрикнул Ахмет, услышанную когда-то фразу. Он не знал, что она означает, но слышал, что так знаменитый разбойник Стёпка Разин перед нападением на караваны кричал. Понравился этот клич Ахметке. Вот и сейчас использовал его. А мужички – за мылтыки. Что оставалось делать джигитам? Кинжалами поработать. Не мучились мужики. Быстро умерли. Только и радости не было. Кончилось везенье. Добыча, тьфу. За что только мужички жизни отдали? Ради несколько рулонов сукна, да простой, даже не серебряной посуды? По всей видимости, купец захудалый переезжал. Скарб свой перевозил.