Выбрать главу

— Тут у меня ребята рабочие живут, вообще-то нельзя, но они там у реки барак-времянку собрали, я разрешил.

— А почему нельзя?

— Да налоги же, еще и сведения надо подавать, а у них не у всех с документами хорошо. Но большая часть по соседству тут на объекте официально работают, строят поселок коттеджный, а ко мне после работы приходят и то не каждый день. Внизу только стены, без отделки, но второй этаж жилой, пойдем, покажу…

И они пошли, поднялись по внешней лестнице, она вела на галерею, и там был вход в комнаты. Одна жилая поменьше, а другая — мастерская, смежная с кухней и ванной. И снова чистота такая!

Нина разулась на галерее в комнаты вошла босиком. Когда оказалась в мастерской — замерла. Вот почему дом не был заброшен! Тут жили картины Романа, целый мир. Цветной, яркий, радостный. Море, море, море и степь. Незаконченная картина стояла на мольберте, на ней развалины древней крепости, в отдалении шатры кочевников, лошади, повозки, а на первом плане…

— Ой, это же Степан! — узнала Нина. — Какой он тут грустный, прямо на земле сидит, что это с ним?

— Да, это мне Степан немножко позировал, — Роман вошел следом за ней, папку с набросками и большой чехол с эскизами, которые он из Берегового захватил положил на стол, а сумку Нины не внес. Прошел в комнату и продолжал уже оттуда. — Это он как будто хан Атрок.

— А почему печальный такой?

— Легенда есть, — Роман вернулся в мастерскую, поправил картину на мольберте, вгляделся, — что когда изгнал Владимир Мономах половцев из степи от Дона, то Атрок ушел на Кавказ и стал там жить, а его брат Сырчан остался у Дона. Когда Мономах умер, Сырчан послал за братом, чтобы опять воевать, на Русь походами, и посыльному велел взять с собой сухой пучок полыни. Если откажется Атрок вернуться, чтобы понюхал эту траву. И посыльный все так и сделал, звал, песни половецкие пел — Атрок не хотел вернуться, смеялся только: «Мне и здесь хорошо», а как понюхал полынь — заплакал и сказал: «Лучше умереть в своей земле, чем править чужой» И вернулся… Вот тут он как раз плачет, не все получилось у меня, я не смог нарисовать, как хотел.

Роман снял картину с мольберта, поставил к стене, повернув изображением внутрь.

— Ну что ты! Красиво очень, и легенда прекрасная, ты откуда узнал?

— Экскурсоводы рассказывают. Я иногда ездил с постояльцами нашими, провожал их до Феодосии, до стоянки откуда автобусы отходят, если были свободные места, то и меня экскурсоводы брали с собой за то, что я пригонял клиентов, я и сам читал, и без экскурсий в степь ходил, закат рисовать. У меня люди хуже получаются, чем природа.

— Тебе учиться надо!

— Мать не отпустит.

Странно было стоять так и говорить, даже неловко. Нина не знала, что дальше делать, приехать-то она приехала, но тот момент близости между ней и Ромой оказался мимолетным, он прошел, и чтобы вернуть это, она должна была сама… но как? Что сказать?

Роман тоже хмурился. Нина вздохнула, что уж теперь, может, и не правильно все?

— Устала я… жарко очень было в машине, помыться у тебя можно?

— Конечно, вода тут неограниченно. И с галереи вход во второй номер, там своя ванная и удобства, но кухня пока одна, что у меня. Вы проходите туда…

Вот оно что! Нина улыбнулась, дурачок какой! Подошла к нему, взяла за руки:

— Рома… я конечно пойду в тот номер, только… я не для того сюда приехала, чтобы одна жить, понимаешь? И ты меня не для того привез.

Она прикрыла глаза и не думая ни о чем, не раскаиваясь, ждала, когда он поцелует её снова. Он поцеловал, прижался, обнял тесно. Нина запустила пальцы в густые волосы Романа, отвечала его губам.

В душе они мылись вместе, и все горячей целовались, и касались друг друга. Роман ничего не знал о любви, Нина смеялась его неловкости и помогала понять и свои, и его желания.

И был вечер, и была ночь…

Проснулась она от яркого света, луна стояла высоко, освещала Рому, он спал рядом с Ниной в смятой постели, красивый и беззащитный. Она выбралась тихонько, чтобы не разбудить его, вышла на галерею и увидела чудо! Небо в россыпи звезд, светлая полоса Млечного Пути, полная луна, слева более темные очертания гор, а справа внизу что-то живое, блестящее. Нина даже не поняла сразу, что это освещенное луной море.

А цикады звенели и здесь, непрерывно, оглушительно, но теперь это была песня звездной радости, покоя и счастья.

Роман подошел сзади, обнял Нину за плечи, прильнул к ней, целуя затылок, шею. Шептал:

— Ты чего ушла? Все хорошо?

— Да, Ромочка, так хорошо! А можно к морю?

— Сейчас?

— Что, далеко?

— Пешком — да, но я могу отвезти тебя, тут у нас есть прогулочный «горный козел», он без верха, страшный, тарахтит, но катается хорошо.

— А ты водить умеешь?

— Да, меня Степан давно научил.

— Хочу! Отвези меня! Я оденусь… — она повернулась к нему, обняла. — Там купаться можно?

— Да, там бухта.

Они не говорили о будущем, в звенящем цикадами звездном мире для них было только «сейчас».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 15. Степь

Нина не задавала вопросов, не копалась в себе, да и бесполезно было бы — все равно не понять.

А солнце поднималось над степью все выше, тени становились короче, вот уже и исчезли. Полдень…

Роман закончил набросок, хотел убрать в папку, но Нина попросила:

— Покажи, — и удивилась, когда увидала. — Странно ты меня рисуешь…и я, и не я. А тут и одежда другая, и лошадь вон рядом, — она оглянулась. — Где ты лошадку увидел?

— Увидел, — серьезно отвечал он, — и тебя увидел. Так…

— Почему?

Роман не ответил на вопрос, вместо этого сказал:

— Это древняя земля, она все помнит. В степи еще и теперь стоят каменные бабы. А вот там гора, видишь? — Роман указал рукой на очертания хребта, боле пологий склон был самым ближним, а дальше, одна из-за другой поднимались вершины. Они не были снежными, оголенные скалы серые, светло-серые, голубоватые. Нина смотрела из-под руки, а Роман продолжал: — Там, в горах, жили древние люди кимвры. О них никто ничего толком не знает, они кочевали по степи, пасли скот, то ли не было у них городов, то ли не осталось, экскурсоводы рассказывают, один город нашли. Тебе надо поехать на экскурсию, есть интересные, на Карадаг.

— Я не хочу, — отрицательно качнула головой Нина, — ехать куда-то, опять среди людей — устала. А здесь хорошо…

Она легла навзничь, выжженная солнцем трава сухо шелестела, была легкой, теплой, щекотала плечи. Нина раскинула руки и лежала так, глядя в небо. Синь без единого облачка, но от яркого солнца кажется белесоватой.

— Ай, я вижу-вижу его, вон трепыхается, — показала она на жаворонка.

— Жаль, что ты не приехала раньше, весной.

— Почему?

— Степь цветет и горные склоны, ты бы увидела маки, тюльпаны, а сейчас выгорело все, одна полынь осталась.

— Мне нравится и сейчас! — Нина захватила руками траву, потом раскрыла ладони, прижала к земле, — горячая… хорошо! Идешь, и сквозь подошвы тепло. У нас летом не бывает так жарко, трава влажная, а земля обычно сырая, прохладная.

Они молчали о главном, но сказать все равно пришлось бы. Нина жалела Романа, хотела остановить его, когда он первый заговорил о том, что произошло между ними, но не стала. Поняла — так надо.

— Я знаю, ты уедешь, — без всякой связи с предыдущим начал он, — все уезжают, но ведь ты не такая, как они?

— Кто они?

— Женщины… другие женщины, многие приезжают сюда за этим, не только загорать и купаться.

Нина резко приподнялась, села, обхватила колени руками. Она не смотрела на Романа, а куда-то мимо него, вдаль.