— Выпей, в жару горячий хорошо, так здесь говорят. Ты и голодный наверно, а у меня еды нет. И еще не знаю где тут купить.
Он взял из её рук чашку, отпил.
— Вкусный, вода хорошая. Не надо еды, потом.
— Да вода здесь хорошая, а вот там, где я вначале была — ужасная с привкусом, осадок белый. И вообще, — она залезла к нему на кровать, — ты был прав. Сережа, если бы ты знал! Как я ехала в это Береговое, черт меня дернул. И море там цветет противно, медузы, пляж грязный…
— Тогда вернемся домой и снова из Питера махнем, только уже по-человечески, полетим в Анталию? Я ведь отели бронировал, у меня некоторые брони еще актуальны, ноутбук в машине, давай схожу принесу?
— Принеси, — согласилась Нина.
Сергей натянул шорты, а рубашку надевать не стал, пошел вниз по лестнице, сверху мельком увидел хозяина Романа, как тот с рабочими у их времянки сидит с блокнотом и чертит что-то. Роман почувствовал взгляд, обернулся, посмотрел странно, но Сергей так устал, что не стал докапываться мыслями почему. Мало ли, настроение у человека плохое, или жару тоже не переносит. Хотя это вряд ли, он же местный. Молодой совсем, а уже «хозяин», вот они куркули крымские, по дороге Сергей имел счастье пообщаться и впечатление о местных составил не лучшее. И вывески у них тут все на украинском — едальня, перукарня, как-будто большинство отдыхающих не из России. Хоть бы второй строкой на русском прописывали.
Сергей забрал ноут и вернулся тем же ходом — через двор, по внешней лестнице и с балкона в комнату. Нина все лежала, подперев голову рукой, а на прикроватной тумбочке остывал в плоских чашках чай.
Сергей оставался с теми вопросами, что пригнали его сюда, а он искренне хотел бы, чтобы его вела любовь. Или это и есть любовь? Странная тогда… неправильная, не книжная, без романтики, прогулок под луной… Да просто устал, раздражен, шутка ли двое суток руль крутил. Зато теперь спокойно с Ниной на машине вернется, можно где-то и приостановиться будет, тогда погуляют. Есть же и здесь где-нибудь сервис vip-класса.
— Что ты делаешь в этом недострое? И почему здесь? — спросил он присаживаясь рядом.
Нина повела плечом
— Посоветовал Роман, еще тут море чистое, пляж пустынный и где-то дельфины на биостанции. Я хотела посмотреть.
— Дельфины?
— Да, я тоже удивилась.
— Ну, хорошо, пусть дельфины. И сколько ты тут пробыть собираешься?
— Не знаю, как ты скажешь, наверно, я теперь уж слушаться обещаю, — она засмеялась и обняла Сергея. — ты чего такой? Все обижаешься?
— Нет, устал очень, даже не думал, что это так тяжко сюда на машине добираться.
— А ты ляг, поспи, жара спадет искупаться сходим.
— А как же бронь?
— Да потом, Сережа, потом…
Глава 17. Абрикосы
Сергей послушался, лег на приятные сухие, с легким запахом лаванды простыни. И глаза закрылись сами собой. И полслова сказать не успел, как уснул.
А Нина смотрела на Сергея, долго, задумчиво, точно также, как прошлой ночью на Рому.
Разве нельзя чтобы у них с Сережей было так? Неужели он не понял бы — море, звезды, степь. С Романом было легко, а Сергею она не смогла бы объяснить… да она сама толком не понимала, что именно надо объяснять, все у них всегда было предопределенно и понятно. И сейчас, вот он приехал, как будто вчера расстались, буднично, просто. Спросил только почему не звонила, ничего не сказал скучал ли, беспокоился. Наверно беспокоился, раз приехал. Нина улыбнулась, протянула руку, хотела потрогать его взлохмаченную голову и не стала — разбудить побоялась. Пусть спит, ведь устал. Она прилегла рядом и прижалась, Сергей вздохнул и не просыпаясь, обнял её. Надежный, привычный, сильный, всегда знает, как поступить — послушалась бы, сейчас в Анталии отдыхали бы, в пятизвёздочном отеле. Но Нина не жалела, не хотела она в Анталию, остаться бы тут, у Ромы… странные у неё мысли, желания.
Ей на себя саму странно было, не узнавала она новую Нину. Что случилось? По сути дела совратила парня, сам бы он не решился. Никогда раньше Нина не вела себя так с мужчинами. Да какой он мужчина? Она улыбнулась и теснее прижалась к Сергею. Нет ни стыда, ни страха, ни чувства вины. Совесть молчит. И откуда-то уверенность, что все правильно у неё было с Романом, никак по-другому и не могло. Со стороны посмотреть, так сейчас рыдать должна бы, запершись в ванной, а ей хорошо, так хорошо! Сергею бы только объяснить… Нет, рассказывать она не будет, нельзя, Сергея жалко, не заслужил он такого, лучше пусть не знает, он не так поймет и останется это с ним на всю жизнь — обида. Пусть она одна знает и мучается. Только она не мучается, ей хорошо, что Сережа здесь…
О себе Нина не понимала — почему так поступила, ей казалось не для себя она это, для Ромы, не было у него никого рядом, кто понял бы, пожалел, не оскорбительной жалостью снисхождения, а от сердца, по-женски. И близость у них чистая была, не такая, как мать Романа говорила про «этих».
Так Нина думала, думала, пока окончательно не запуталась в «плохо» и «хорошо». Да, для Сережи плохо, нельзя было так, а для Ромы хорошо, или теперь и для него стало плохо, когда Сергей приехал? А для неё самой как? Почему ей сейчас так хорошо? Нет унылости питерской, что за неё все всё решили. Родители Сергея, её мама, другие родственники, друзья. Все предопределили им счастливое будущее, а счастье… ну не может оно быть запрограммированным и точным, как математическая формула. Счастье — это свобода выбора. И тем обиднее! Она сама Сергея выбрала, а он — её, но не правильно все пошло, сухо, как будто по расчету: разумно, удобно, выгодно, предопределенно. Потому она и уехала одна, хоть раз хотела по-своему. Глупо, конечно. Хорошо, что Сережа здесь, теперь будет по-старому, а это все забудется. Наверно он прав, скорее надо уезжать, и для Ромы так лучше.
Роман поговорил с рабочими, вернулся в дом, но понял, что с Ниной сейчас встретиться не сможет, натворит что-то, внутри в нем все переворачивалось, протестовало. Хотелось пойти к ней прямо сейчас, кричать, плакать, доказывать, что нельзя так! А главное, спросить с кем она на самом деле хочет быть? И чтобы ответила правду, плевать, что там Сергей…
Роман схватил мольберт, краски, кисти, холст. Бежать надо скорее отсюда, пока непоправимого не произошло. Лучшим средством успокоиться, прийти в себя — было рисование.
Он пошел в бухту, ту самую, где они купались ночью, сел под скалами, приготовил все, чтобы начать этюд, но так и не смог, бесцельно скользил глазами по морю, а потом картина дрогнула и поплыла от навернувшихся слез. Роман закрыл лицо руками, не хотел видеть ни неба, ни моря, ни холст — зачем все, если Нина не может остаться с ним? Он перестал сдерживаться и заплакал.
Нина с Сергеем проспали весь остаток дня и ночь, зато проснулись рано и одновременно, солнце еще не встало, с открытого балкона тянуло свежестью. Нина спрыгнула с кровати, вышла на балкон босиком, хотелось вдохнуть утренней чистоты, не прохлады, потому, что все равно было тепло.
Сергей тоже поднялся, вышел за ней следом, Нина подумала, что может быть он сердится, что она так, может быть, надо было утром любовью заняться, ведь давно не виделись. И опять царапнула мысль, что «надо» по шаблону, но тут же и ушла. Сергей вел себя странно, Нина не могла понять, что изменилось, а спросить не решалась. Она вдруг поняла, что боится его потерять, не обида, а одиночество этих дней встало перед ней во всей наготе. Не хочет она без Сергея!
— Сережа…
— Да? — он смотрел на небо, за горные хребты, — что Нинуша?
— Не знаю… хорошо…
— Да, хорошо, я и не представлял даже, что в таком глухом месте может быть такое. И сервис ничего себе. Молодец этот твой хозяин, как его…Роман?
— Он и не мой вовсе, — Нина снова удивилась, что не испытывает неловкости. Нет, ей, конечно, было бы лучше рассказать Сергею, но она всеми силами удерживала себя от этого. Еще тогда, в степи, она твердо решила, что Сережа ничего не узнает. Да и ей надо забыть, не мучить же себя до конца дней.