Роман со вздохом закрыл лицо ладонями. Надо встать и ехать домой, там, наверно такое творится…
— Нет! Рома, не вставай, нельзя тебе. — он думал, что за доктором ушли, все, а Нина оказывается тут. Сидит рядом на стуле, где чемодан доктор раскладывал, смотрит ласково, с участием. Красивая, как из другой, настоящей жизни.
— Нина! — захотелось, чтобы обняла, пожалела, потянулся к ней.
Она взяла за руку, наклонилась, заглядывая в глаза.
— Что ты хочешь? Может, воды? Я принесу…
— Не уходи, — он удержал, а знал, что надо сказать "уезжай". Не смог.
— Я не уйду, а ты спи. Я тут буду, в доме. Ромочка! Как же это все? Горе такое… прости, я не знаю, что сказать, как утешать…
Нина заплакала. Он сжал её руку и повторил
— Не уходи.
А потом провалился в тяжелый, мутный, болезненный сон.
После разговора с Романом Сергей вернулся в коттедж с твердым решением немедленно увезти Нину, ни в Анталию, ни на какой другой курорт, а домой. В Питер. И там уже разбираться со всем, с собой, с ней, с их планами на жизнь. Сейчас важно было забрать её отсюда, из места, где становилось опасно для их любви. Он чувствовал угрозу, всеми силами пытался выставить защиту и не хотел признаваться себе, что, может быть, уже поздно.
Но когда случилось это, неожиданное известие о смерти матери Ромы, то все перевернулось, все планы Сергея рухнули, теперь он не мог поступить, как задумал.
Причин было две — одна очевидная, другая необъяснимая. Провожая доктора, Сергей думал о второй. Зачем он ввязался в это? Почему сказал "Сами отвезем"? Можно такси вызвать, еще раз неотложку, в конце концов, можно договориться с ребятами-рабочими чтобы помогли. Не в пустыне же… люди кругом, Алексей есть, Митрофаныч, наверняка еще кто-то.
Доктор распрощался и сел в машину скорой помощи, задребезжал мотор, неотложка тронулась, лихо покатилась под гору, вздымая клубы белесоватой пыли, скрылась за поворотом. Пыль отнесло в сторону крутого склона, было уже совсем светло, выкатывалось из-за гор солнце.
Во двор вышли рабочие, начались расспросы.
— Да все с хозяином нормально, — успокоил Митрофаныч, — беда у него, мать померла скоропостижно. А его не нашли сразу, нам на станцию отзвонились, тогда уж… А если он не оклемается? Ведь и похоронят без него, жара такая, — сказал он Сергею. Тот только плечами пожал неопределенно, а что он мог ответить? — Мне опаздывать нельзя, группа утренняя. Вы уж тут сами… Вот я телефон дам свой и Лешкин.
— Алексея у меня есть, мы обменялись, а свой давайте. Не беспокойтесь, мы тут разберемся.
— Спасибо, а то жалко парня, сложно у него было с матерью-то, а все же мать… вон как его пригнуло.
— Разберемся, — повторил Сергей, но сам далеко не был уверен в этом.
Судьба, как нарочно, столкнула его, Нину и Романа, скрутила в крепкий узел и выпутаться все труднее. И его "сами отвезем" вырвалось не потому, что он о Нине подумал, а потому, что не мог бросить этого странного, не приспособленного к жизни парня, которого толком и не знал.
Он занес в мобильный телефон Митрофаныча и, пожав руку экскурсовода, еще раз заверил:
— Вы не беспокойтесь, звоните, если что. Мы с Ниной досмотрим, все равно в отпуске.
— Тогда я поехал.
И вторая машина запылила по дороге, а рабочие выжидательно смотрели на Сергея. Чернявый здоровяк бригадир помялся, но спросил:
— А нам теперь что? Роман нам на день задание давал…
Сергей не был готов к такому повороту, но вида не показал.
— А вчера, что делали?
— Да хамам лицевали.
— Вот и продолжайте, Роман отлежится и скажет, что там еще, будет работа или перерыв, пока он дела эти похоронные не уладит.
— Яхшны, тогда пошли мы, — бригадир все мялся.
— Он что ли поденно платил вам? — догадался Сергей
— Ну да…
— И с этим решим, идите работайте, в пролете не останетесь.
Невольно Сергей втягивался и в эти дела Ромы. Но что там Нина? Только сейчас подумал, что одна с Романом осталась. Ведь говорят, наверно…
Сергей быстро пошел через двор, поднялся в комнаты, в их номере Нины не было, значит у Романа осталась.
По-дурацки все складывается! Вот не надо было ей ехать на этот чертов юг. А теперь нельзя увозить её, она себя заест, что бросила Рому, даже если послушается и уедет — мучиться будет, страдать. Он её хорошо знал, Нина котенка бездомного на улице оставить не могла, нищим забулдыгам милостыню подавала, посылала смски со словом ДОБРО, стоило по телевизору вылезти рекламе о детях сиротах. И как он, дурак, мог отпустить её на юг одну. Из одной ошибки росли другие и вот уже, как обвал в горах! Все-таки что у них было с Романом? Просто целовались, или больше? Нина не такая…
Он прошел через свою комнату в коридор и дальше к Роману. Нина сидела у кровати, обернулась сразу, как Сергей вошел, прижала палец к губам, что шуметь нельзя, зашептала:
— Укол подействовал, уснул крепко.
— Так пойдем к нам, что сидеть тут, — так же шёпотом спросил Сергей
— А вдруг проснется?
— Не проснется, — Сергей взял с блюдца пустую ампулу, — доктор ему диазепама вкатил. Идем к нам.
Нина осторожно поднялась и оглядываясь на Рому пошла к Сергею
— Бедный мальчик! Мать у него такая была… идем, я тебе все расскажу.
Пошли они не в комнату, а на кухню, Нина согрела чайник.
— А еды у нас так и нет, может в магазин сходишь? А я тут пока посторожу Рому.
— Нет, не пойду.
Сергей сел за стол. Все это было нелепо! Вот они здесь на чужой кухне, в чужом доме. Уехать нельзя. А Нина хотела уехать, ей жаль было Романа, но вся ситуация угнетала. Первая радость от того, что Сережа приехал — сменилась тревогой. Не раскаянием, а именно тревогой, предчувствием неотвратимого. Как в омут затягивало. Чтобы стряхнуть это, Нине необходимо было что-то делать. Не могла она сесть напротив Сергея и ждать!
— Тогда я посмотрю, что здесь у Романа, — она решительно открыла верхнюю полку буфета, — Вот банки… сахар, соль, специи, а вот манка, я кашу сварю, хоть на воде. Может масло в холодильнике есть.
— Да не хочется, Нина, не до еды.
— Нельзя так, Сережа, а то и ты в обморок свалишься от голода. — Нина уже нашла кастрюлю, налила холодной воды, насыпала манки. — Меня тетушка научила, она поваром была, кашу манную все в кипяток сыплют, а надо размочить, потом варить… знаешь, мать у Ромы… об умерших нельзя плохо, но… — без всякого перехода начала она. А руки её порхали над кастрюлькой, Нина нашла деревянную ложку и размешивала, размешивала. Сергей смотрел. — Она такая ужасная была, злоязычная, неопрятная. Мучила его, работать заставляла, как уборщика.
— Как ты вообще попала к ним? Почему в городе не сняла?
— Я ехала в плацкарте этом, — Нина перестала мешать, подошла к Сергею, — я ведь ждала, ждала, что ты тоже поедешь, думала в последний момент появишься и все это забудется. А потом стала думать, что раз не пришел, значит и не нужна я тебе. А там еще морпех был в поезде. Ой, там столько всего было, и ты правильно не хотел ехать в плацкарте. Сережа! Люди так пахнут…
— Когда не моются, смотри, убежит сейчас каша твоя.
— Ой, чем же взять, прихватки нет! — она отодвинула кастрюльку с горящей конфорки. — Надо, чтобы три раза закипела — тогда готово.