Процессия в белоснежных халатах втянулась в двенадцатую палату, врачи полукругом встали перед кроватью Ирины. Она со страхом и недоумением взглянула на Константина Михайловича, а он, выдержав паузу начал своим обычным строгим тоном:
— Ирина Александровна! Мы, всем составом отделения пришли, чтобы принести вам наши глубокие извинения.
— Что случилось, Константин Михайлович, — пролепетала Ира. Было видно, что она напугана.
— Недопустимый случай произошел по вине одной из наших сестер, — при этих словах завотделением медсестра тихонько заскулила и уткнула лицо в марлю. — Ну, что тут скажешь? Перепутали мы младенцев, — развел руками Константин Михайлович, — вашего и соседки вашей по родильной. Вот, Галя в тот день дежурила… вам решать, что теперь с ней будет.
— Ирина Александровна, миленькая! — заголосила Галя, — я сама не понимаю, как такое могло выйти! Простите меня! У меня ж тоже детки… Я же не нарочно… Сама не знаю как…
— То есть, — Ира встала, подошла к Гале, — то есть… — губы у неё задрожали, она с трудом произнесла, — то есть это не мой мальчик умер?!
— Не ваш, — подтвердил завотделением.
— Господи Исусе Христе…царица Небесная, — ахнула Мария и всплеснула руками
— Ира!!! — Зойка кинулась к Ирине обниматься
В белой свите Константина вполголоса начали обмениваться мнениями, но тут же притихли, когда заведующий отделением заявил:
— Вы можете написать исковое заявление о возмещении морального ущерба, и взыскании с виновной…
— Я могу посмотреть? — перебила Ира, — пожалуйста! Не надо ущерб, никого наказывать не надо… Мальчика посмотреть… Пожалуйста…
— Не будете наказывать? И увольнять не будете? — кинулась к Константину Галя.
— Это Ирина Александровна решит, — Константин казался неумолим. Но когда Ире отвечал, то голос его неожиданно смягчился, — конечно можете, он в палате интенсивной терапии и очень вас ждет.
Нина заметила, что Ирина и завотделением переглянулись странно, и как будто в глазах Ирины была благодарность, а у Константина Михайловича во взгляде мелькнул смех. Что ж тут смешного? Ира чуть с собой не покончила, а он…
Но тут все заговорили разом, и Ганя громче всех:
— Ой, божечки! Як добре, щастя то яке!
Врачи потянулись за заведующим из палаты в коридор.
До вечера отделение гудело о необычайном событии, кто возмущался, кто смеялся, ругали Галю, сетовали, что Ирина не стала заявление писать.
— Добрая душа! — стрекотала Зойка, — вот я бы её!
— Ты бы её, — увещевала Маша, — а горшки за нами кто носить будет?
— Ну не знаю! Как это можно, детей попутать! Идиотизм какой-то, спирту, наверно, нажралась.
— Зой, перестань, — остановила Ирина, она после того, как сходила посмотреть младенчика, сидела тихая, задумчивая, как будто непрестанно молилась про себя. — Давайте лучше чай вскипятим, я есть так хочу!
— А давайте! — обрадовалась Зоя
— У мене ковбаска є, зараз до холодильника, — подхватилась Ганя.
— И ты, Ниночка с нами, — Ира подошла и обняла Нину, — если бы не ты…
Она не справилась с собой, заплакала.
— Что у вас тут происходит? — в дверях с Ганей столкнулась Екатерина Максимовна, — куда ты несешься, малахольная? Тебе лежать надо! А ты чего ревешь? Все по кроватям быстро! Заведующий сегодня дежурит!
— Чай отменяется, — вздохнула Маша, — но мы, девочки, после ужина Ганину колбаску схомячим. Надо же отметить. А сыночка как назвала?
— Сашей, по святцам, одиннадцатого августа родился. И отца моего так звали, — счастливо улыбнулась Ирина
Глава 42. Близкие друзья
За три дня, что прошли с поминок, из летних клетушек съехали все постояльцы, в каменном доме еще оставались две семейные пары, но подыскивали места куда бы переселиться. Причиной тому был не просыхающий отец Романа и компания его собутыльников, прочно оккупировавших беседку. С утра до вечера пьяный гомон оглашал двор, а ночевали новые "жильцы" не отходя от кассы, тут же в свободных номерах. Немытые туалеты и душевые кабины начали вонять, мусорный бак на кухне пыхтел отбросами, вдоль центральной дорожки выстроилась разнокалиберная гвардия пустых винных бутылок.
Роман еще спал, когда, наполняя комнату тяжелым запахом перегара, ввалился отец. Без предупреждения, без стука, в наглую распахнул дверь и с порога заорал:
— Долго ты дрыхнуть собираешься?
Роман хотел потереть глаза, спросонья забыл, что обе руки забинтованы.
— Стучаться надо, — раздраженно ответил отцу.
Дмитрий с готовностью уцепился за возможность поскандалить:
— В своем доме я хозяин! Учить меня вздумал. Быстро вставай и начинай уборку. Я белье в гостевых поснимал — стирать надо, дома посуда не мыта, мусор везде скопился, — Роман даже не пошевелился, отец в недоумении уставился на него, — Ты что, не слышал, что я сказал?
— Слышал.
— Так чего лежишь?!
— Ничего я убирать не буду, у меня руки порезаны. И вообще не буду! Уеду я.
Роман повернулся к стене, но отец не ушел.
— Уедет он! А хозяйство? Я что ли буду все это…
Терпение лопнуло, Роман откинул одеяло, вскочил и закричал,
— А мне без разницы кто! Сказал — уеду! Пускай здесь все хоть сгорит!
В это время и вошел в дом Сергей, сначала услышал крики, потом увидал картину маслом — босой Рома с перевязанными ладонями и Дмитрий, не просохший со вчера, с мутным, но злым взглядом и занесенной для удара рукой. Её-то Сергей и перехватил.
— Что же я вас все время разнимаю?
— Аааа! Дружок столичный заявился, давно не виделись! Милости прошу к нашему шалашу! — тут же переключился на Сергея Дмитрий. — А я вот сыночка воспитываю. Белый день, а он все в кровати нежится, спасибо, что не с тобой.
Сергей пропустил оскорбительные слова мимо ушей, не отпуская руки Дмитрия, вытолкал его за порог.
— И вам проспаться не мешает, соседи уже к участковому ходили. Шумно во дворе стало.
— Мой двор, и дом мой! Ты кто такой, чтобы указывать?
При упоминании об участковом Дмитрий заметно сдулся, в комнату больше не лез, вещал с порога. — Я тут снесу все, подворье устрою с молитвенным домом. Душу надо спасать!
— Да, паства уже собирается, — усмехнулся Сергей, — со сносом погорячились. Через шесть месяцев свою долю хоть бульдозером раскатывайте, а сейчас — нет.
— Это какую мою долю! Я тут хозяин…
— Какую присудят, — и не обращая больше внимания на Дмитрия, — я помочь зашел. Собраться тебе надо.
— К Нине поедем? — обрадовался Рома.
— Нет, сначала тебя перевезем, пока я тут с машиной.
— Куда?
— Решим куда, — Сергей не хотел, чтобы Дмитрий слышал их разговор, — идем в гостевой, там почище.
— Сейчас, оденусь только.
— Сам справишься? — Сергей кивнул на руки Романа, тот замялся. С вечера он мучился, не мог пуговицы расстегнуть рубашку снять, так и лег в ней. Перебинтованные ладони не позволяли пальцам шевелиться и было больно. Джинсы стянул кое-как, а вот надеть, наверно, не получится. — Понятно, — констатировал Сергей, подошел к двери, еще больше потеснил Дмитрия в коридор, — извините, нам тут надо обсудить кое-что без свидетелей…
В комнате, где жила Нина, все уже было приготовлено к сдаче ключей. Белье с кровати лежало в изголовье аккуратной стопкой поверх покрывала, тумбочка пуста, вешалка тоже. Сумки составлены у двери.
Роман сидел на стуле, Сергей на кровати, а Степан стоял у окна, оглядывая двор.
— Другого выхода нет, Степан Петрович, — доказывал Сергей, — мормоны в Дмитрия мертвой хваткой вцепились.
— Участок половинить жалко! И сад.
— Я все равно тут жить не буду! — Роман не понимал, что они еще тут обсуждают. Собрались и уехали!
— Ты, Ром, погоди, не кипятись, — Степан ушел от окна, присел было рядом с Сергеем на кровать, отчего она прогнулась и скрипнула, Степан поднялся. — Мебель у вас хлипкая, такая для отдыхающих не годится. Так вот, Рома, мы с Сережей мозгами то пораскинули, зачем суды устраивать? Отдадим твоему отцу, что там ему положено, это и по-божески будет, надо же и ему где-то жить…