Ближе других из оставшихся членов экипажа Чинику были деловитый, обстоятельный, неторопливый умом и по-детски привязчивый боцман Сапунов и находчивый, востроглазый Репнин. Анатолий сносно заговорил по-английски, сдал вступительные экзамены на судоводительские курсы. Сапунов относился к Чинику, как к старшему брату. Репнин — как к отцу. Содружество, объединяющее русских на чужбине, освящалось не только бедой, но и общей целью. Цель была неблизкая, но она была и помогала приспособиться к чужому укладу, образу мышления, языку. Маленький Сидней был общим любимцем. Сапунов, возвысившийся до должности старшего рабочего на верфи, обзаводиться семьей не спешил, всю нерастраченную отцовскую нежность он перенес на маленького Сида, задаривая его игрушками.
Иногда Сапунов любил порассуждать в своей компании о том, что в его годы жениться грех, что личная свобода для него всегда была выше всяких наград и привилегий. Но люди, близко знавшие боцмана, полагали, что все дело не столько в его горячей преданности идее независимости, сколько в соседке, сорокалетней вдове негоцианта, отошедшего в лучший мир на исходе седьмого десятка, а до того отдававшего все свои небогатые силы коммерции и игре в бридж.
Хотя относился Сапунов к даме сердца снисходительноиронично (был убежден, что истинных струн его души она не затрагивает), бывший моряк постепенно, незаметно для самого себя привязывался и, к вдовушке, «начихавшей на весь мир и на то, что о ней судачат», и к ее дому узами, по сравнению с которыми манильский канат выглядел сущей паутинкой.
Кто знает, как долго тянулось бы это полусемейное счастье Сапунова, если бы однажды, в самом начале девятнадцатого года, не пришел на его имя пакет. Несколько дней боцман ходил пасмурным и молчаливым. Что-то прикидывал да высчитывал. Тревожно билось сердце вдовушки — почему неласков и рассеян, или разлюбил (предательская выкатилась из глаза слезинка), или полюбил другую (слезы закапали быстро-быстро, пока не слились в ручеек). А боцман лежал на диване, устремив глаза в потолок, и думал свою думу.
Он уехал из Пенанга на рассвете. А куда — было ведомо лишь ему одному. Даже в письме Чиникам не написал, куда и зачем отправился. Только благодарил и обещал когда-нибудь подать о себе весть.
Приехали Чиники в Сингапур в 1919 году, когда многоязыкий город готовился отметить свое столетие. У входа в ратушу с портрета прозорливо глядел на мир седой, благообразный, при всех регалиях английский губернатор Раффлз.
Газеты посвящали страницы описанию жизни и подвигов основателя города, называли его посланником мира и справедливости, великим зодчим и бесстрашным полководцем...
Спрашивал себя Чиник: разве не существовал Сингапур за много столетий до того дня, когда английские войска отторгли его от малайского султаната Джахора? Ведь были и здесь поселения — и малайские, и китайские, и индийские, значит, была культура, а посмотришь газеты, можно подумать, будто всем своим существованием сингапурцы обязаны иноземному властелину.
Много вер сгрудилось на этом крошечном пятачке — у каждой свои легенды, свои боги. Но над всем этим главная забота — о хлебе насущном (мороз пробегал по коже от жалости, когда видел, как, согнувшись не в три привычные, а в двадцать три погибели, переносит по гнущемуся мостику огромный тюк копры малюсенький, хилый — за что только душа цепляется — бронзовотелый малаец). О кровле над головой — едва опускается торопливая по-южному (до экватора рукой подать) ночь, чуть не полгорода высыпает на улицу с мешками вместо одеял и газетами вместо простынь: улица — и столовая, и спальня, а часто и родильный дом. Не увидать и в кошмарном сне эти дома-развалюхи. И в самом счастливом сне — эти дворцы.
Что ждет тебя здесь, Юрий Николаевич?
Отец и мать ведут Сида по узенькой улочке в гору. Ярко светит солнце. Жарко. Ингрид разговаривает с сыном по-английски и просит надеть панаму.
Эта красивая, расшитая узором панама ненавистна малышу. Она делает его похожим на девчонку. Тогда говорит по-русски отец:
— Сид, прикрой голову.
— Но я не люблю панаму. Меня дразнят.
— Тогда возьми это.— Отец протягивает сыну треуголку, сложенную из газеты.
Тут мама переходит на немецкий. Это значит, что у нее секрет. Она не подозревает, что сын понимает почти каждое ее слово.