Это было ясней ясного.
Когда мама гуляла с Лёлей по лужайке около школы, им часто встречались люди — большие и маленькие.
Маленькие крутились вокруг мамы. Забегут спереди и кричат:
— Татьяна Дмитриевна, здравствуй!
А после обегут вокруг и снова:
— Здравствуй, Татьяна Дмитриевна!
И так бесконечно: здравствуй да здравствуй!
Много их бегало и здоровалось.
А большие люди не бегали и не кричали, а только кланялись и снимали шапки. И Лёлина мама кланялась в ответ.
Однажды на дороге им попался уж очень большой и широкий человек. Тёмная материя окутывала его с ног до головы, а на голове стояла высочайшая чёрная труба.
Но только из трубы дома дым подымается кверху, а тут клубился внизу. И Лёля догадалась, что это не дым, а курчавейшая борода.
Мама остановилась. Остановился и человек с трубой на голове.
И мама поклонилась первая. А человек с трубой не поклонился, он помахал рукой в воздухе и протянул к маме эту руку.
Он тянул и тянул руку, и Лёля не понимала зачем.
Лёлина мама, кажется, должна была что-то сделать, а не сделала ничего. Она взяла Лёлю на руки и прошла мимо человека с трубой на голове.
— Кто это? — шепнула Лёля, когда они прошли мимо.
— Это — батюшка поп.
«Ого! — подумала Лёля. — Батюшка поп! А чего он руку-то тянул?»
— Чтоб я её поцеловала.
«А что ж ты её не поцеловала-то?» — хотела спросить Лёля, но не спросила, а только подумала.
И мама ответила:
— Да так, не хочется что-то.
И Лёля поняла, что батюшка поп хоть и главный человек, а мама, как ни крути, всё-таки главнее.
Сказка про деда Игната
А это было уже после того, как Лёля поняла, кто на свете главный человек.
Она узнала, что на свете много-много людей и множество вещей, а у её мамы немало учеников — и Марфуша, и Максим, и другие ребята. И мама их вовсе не учит летать, она учит их читать и писать.
И это большая разница. Читать и писать — одно, а летать — другое.
И всё-таки Лёля понимала, что читать и писать — это всё равно как летать, только немного по-другому.
И жил ещё в школе дед Игнат.
Большой и сильный дед. Он рубил дрова.
Размахнётся топором и так крякнет, что чурка пополам разлетается.
Потом дед собирал дрова в охапку и тащил в школу, и Лёля тащила за ним одно полено.
Дед Игнат бросал дрова на пол, и они грохались с грохотом, и дед говорил:
— Ну вот и приехали…
И Лёля бросала своё полено. И грохоту было поменьше. Но всё-таки был.
Дед Игнат топил печки. А их в школе было две — русская и голландская. И русская была больше голландской и дров съедала больше.
Затопив печку, дед Игнат глядел на стенные часы, доставал колокольчик и громко звонил.
И тут открывались двери класса — и все ученики разом выбегали в сторожку. А самая старшая и самая добрая ученица Марфуша подхватывала Лёлю на руки. И все ребята, и Марфуша с Лёлей на руках бежали на улицу, рассыпаясь по поляне, но дед Игнат скоро снова звонил в колокольчик, и все возвращались в школу. И как только ребята вваливались гурьбой в сторожку, дед говорил:
— Ну вот и приехали!
Это была его любимая фраза.
Пойдёт на улице дождик — дед говорит:
— Ну вот и приехали.
Вскипит самовар:
— Ну вот и приехали.
Приедут гости:
— Ну вот и приехали.
Однажды Лёля сказала деду, что крыльцо и завалинка всё-таки летают. Только глубокой ночью, когда все спят. Дед Игнат не поверил, чесал в затылке, удивлялся.
А Лёля в этот день легла спать нарочно пораньше. И заснула. Спать-то она спала, а всё равно всё видела и слышала.
— Эй, завалинка, — сказало крыльцо. — Ты спишь?
— Не, — ответила завалинка, — подрёмываю.
— Давай полетаем.
— Давай.
И они сорвались с места и полетели летать над деревней.
А дед Игнат как раз возвращался домой.
Увидел он, как летают над деревней крыльцо и завалинка, — сильно удивился. А когда появилась в небе школьная кафедра, покрашенная масляной краской, дед сел в траву и сказал:
— Ну вот и приехали.
Сказка о Полыновке
А вокруг деревни, в которой жила Лёля, повсюду — на полях и на дорогах — бушевала полынь.
В жаркие июльские дни запах полыни пропитывал и солнце, и воздух, и облака.
И дожди были здесь полынные. И грозы.
И называлась деревня — Полыновка.
Полыновцы любили полынь.
Вениками из полыни подметали они свои дома, и горький полевой запах стоял в каждом доме.