Слава Тенгри, подарившему миру день и ночь: деления на богатых и бедных у кумыков прежде не было. Для всех был день, отмеренный Всевышним, – у кого-то светлее, у кого-то темнее. Природа и труд приносили плоды, дававшие доходы, им радовались…
Несколько слов о том, как выглядели кумыки, – об их одежде. И здесь налицо степные традиции. Мужчины носили тунико-образные рубашки с воротничком стойкой. Цвета были разные, а вот брюки, кафтаны признавались только темного цвета. Папаха, черкеска или бешмет. Кинжал тоже был элементом одежды, он характеризовал мужчину: хороший кинжал – значит, хороший мужчина. Зимой надевали шубы, но шубы короткие, с широким низом – всадники же. На ногах круглый год мягкие сапоги.
Конечно, об одежде кумыков нужен отдельный разговор, мало известно о ней. А можно было бы рассказать, например, о штанах. Самые древние в мире брюки нашли при раскопках тюркских курганов на Алтае. У предков они назывались «шарвар».
Женская одежда отличалась изяществом, наверное, поэтому наши женщины были похожи на лебедушек. Не идет – плывет, не касаясь земли. Их грацию подчеркивали шали с тонкой и длинной, словно ветки плакучей ивы, бахромой. Кумыкские женщины ценили украшения, их носили даже маленькие девочки. Бусы, пояса, серьги, кольца в каждом роду передавались из поколения в поколение. Однако побрякушки не были главным, обходились и без них, потому что сами женщины были украшением мира.
Богачом называли человека с широкой душой, в которой есть место родственникам, друзьям и гостю, конечно. Богач – это человек, у которого море чувств и мыслей, к нему, как к роднику, тянулись люди. Прадедушка Абдусалам – по старинным кумыкским меркам – считался богачом.
Правда, больших денег у него не было, а почтение людей было – в любом доме, начиная от шамхала, радовались ему, великолепному собеседнику, украшению любого застолья. Что еще надо для доброго человека?
В 1902 году, в канун своего 70-летия, Абдусалам Аджи, человек, «склонный к философским размышлениям», поехал в Ясную Поляну к другому «склонному к философским размышлениям» человеку, подарил ему бурку. Они беседовали. От Льва Толстого прадедушка второй раз пошел в Мекку… Это было событием не только его жизни.
Два раза отправиться в это святое путешествие мало кто позволял себе. Ведь шли пешком и жили на подаяния, восемь-девять месяцев занимала дорога. То был настоящий хадж, какой и положен паломнику. Видимо, там, в Мекке, или по дороге к ней, он познакомился с известным бакинским предпринимателем Тагиевым – человеком большой души и светлых помыслов.
Теперь я знаю почти точно, что было дальше, после возвращения, – по крайней мере о нескольких его днях. Об этом мне рассказало письмо из Баку от незнакомой женщины. Эльмира Алиевна Абасова написала об их семейной истории, которая передается из уст в уста с 1903 года.
Тогда ее дед Абдулали, еще молодой человек, поехал из Баку к нам в Аксай, который славился по всему Кавказу великолепными табунами. На аксайской базарной площади стояла толпа. Вдруг все обернулись на высокого человека, подходящего к площади. Он шел легкой походкой, поигрывая тросточкой, как было принято тогда. «Это был рослый, живой, несмотря на годы, человек, – пишет Эльмира-ханум. – Походка говорила о его былой воинской службе. При виде этого человека толпа стала расходиться, по обычаю уважения к почтеннейшему лицу».
«Дед рассказывал, – пишет дальше мой корреспондент, – что Абдусалама называли небесным человеком – святым. Он подошел и, улыбаясь, сказал: «Гость из Баду – мой гость…» Слово «Баку» в Дагестане модно было произносить именно так, с легким французским прононсом, в этом был свой шарм. Прадедушка первым делом спросил о здоровье своего знакомца Тагиева.
Молодой гость был ошеломлен. А еще он запомнил обилие книг в доме и Коран в позолоченном переплете, который Абдусалам привез из Мекки. (К слову, Коран в 1960-е годы какой-то негодяй украл у моей тетки в Махачкале.)
Наутро Абдусалам сам выбирал кобылу для гостя, он понимал толк в конях… На пути из Аксая в Баку на счастливого обладателя молодой красной кобылы напали разбойники, жить ему оставалось минуту, но тут кто-то увидел на кобыле тавро Аджи. Узнав, что перед ними гость самого Абдусалама Аджи, разбойники извинились и, стремясь загладить вину, проводили его до ближайшего селения… Так возвращаются к нам истории прошедших лет. Ничто не исчезает бесследно. А память о человеке – тем более.
Словом, в XX веке мы, Аджи, породнились с Баку. Туда переехал мой дедушка, Салах, он начал работать у Тагиева инженером, потом заимел свой нефтепромысел в Сураханах. Все-таки первый инженер Дагестана, дело знал, работы не боялся, быстро сумел наладить производство. Так Баку, как и Санкт-Петербург, стал для меня родным городом. Здесь наш дух!