Солнце заливало все комнаты и через открытые двери освещало коридор. На паркетном полу лежал толстый слой пыли.
Они постояли на пороге. Отец вздохнул.
— Три года... Пойдем, сынок, посмотрим...
В первой комнате стены были заняты книгами. У окна стоял длинный и какой-то странный аквариум. Это была не одна стеклянная коробка, а несколько штук, установленных на разной высоте и соединенных желобами. На дне на сухом песке среди пористых камней валялись высохшие, как снетки, рыбешки.
— Голубушки мои! — тихо и печально произнес отец, вздохнул еще раз и оглядел полки с книгами. — Пожалуй, все на месте... Живем, сынок!
Во второй комнате тоже ничего не было тронуто. Сын приоткрыл дверцу огромного — чуть не во всю стену — шкафа. Почувствовался слабый запах духов. Мальчишка вздрогнул, обхватил руками висевшие в шкафу платья, уткнулся в них лицом и зарыдал.
— Мама!.. Мамочка!..
Отец молча погладил его по голове, устало сожмурил глаза.
— Ты меня прости.
— Что ты, папа! В чем ты виноват?
— У меня был выбор... Я мог стать медиком. Мог изучать людей и их болезни, а не воду и ее капризы.
Сын вытер слезы и хотел прикрыть дверцу шкафа. Отец остановил его.
— Что это такое?
В шкафу среди мужской одежды висели три совершенно новых пальто.
— У меня таких не было... Это уж совсем непонятно!..
Пока отец с сыном осматривали свою квартиру, Васька с Костей собрали всех мальчишек на берегу канала — напротив дома.
— Вы бы посмотрели, как он скрючился, когда прочитал! — рассказывал Костя. — «Ничего, — говорит своему шкету, — ничего...» А мы-то с Васькой видим: у самого аж плечи трясутся от страха!
— А потом? — спросил кто-то из ребят.
— А потом вошли и дверь захлопнули... Дураки мы! Надо было в замок гвоздь вбить — тогда бы не открыли!
На этом совещании у чугунной решетки канала мальчишки порешили сделать так, чтобы приехавшим не было никакого житья в доме. Против такого решения никто не возражал. Спор возник, когда стали думать, с чего начать. Васька предложил в первую очередь «дать бою», проще говоря, отколотить мальчишку, как только он выйдет на улицу. Костя был нетерпеливый. Ему не хотелось ждать этого случая.
— Он, может, теперь на месяц запрется! — горячился Костя.
— Не запрется! — возражал Васька. — Он хоть и буржуй, а на улицу кого хочешь тянет. Выйдет, вот посмотришь!
— Не выйдет! Побоится!
— Выйдет!
Спор решил сам мальчишка. Он неожиданно появился в дверях лестницы и, постояв на ступеньке, пошел прямо к зловеще приумолкнувшим ребятам. На нем была все та же бархатная курточка, а на ногах поблескивала кожа новых легких сандалий.
— Здравствуйте! — сказал мальчишка. — Меня зовут Эдуард.
— Скажи пожалуйста! — воскликнул Костя и уперся руками в бока. — Его зовут Эдуард!.. А в морду хошь?
Эдуард помолчал и спросил:
— Вероятно, это ты написал на дверях?
— Буржуенок, а догадливый! — усмехнулся Костя, оглянувшись на друзей.
— Я не буржуенок. Мой папа — ученый.
— Ученый? — вмешался Васька. — В шляпке! На извозчике раскатывает!.. Ха-ха!.. Ученый — это как Ломоносов! Из Сибири — пешком в Петроград! Понял?
— Не из Сибири, — возразил Эдуард. — И тогда он еще не был ученым.
Васька надвинулся на него справа, Костя подошел слева и сказал, сжимая кулаки:
— Ты еще спорить с нами будешь?
Эдуард не шевельнулся. Он даже не попытался защитить от удара лицо.
— Вы меня можете побить, но я... я не побегу.
— Смелый какой! — прошипел Костя.
— А куда бежать?.. Мне все равно жить с вами.
Костя посмотрел на Ваську, Васька — на Костю. Потом они оба посмотрели на мальчишек. Все как-то растерялись и не знали, что делать. Бить? Но Эдуард не давал никакого повода для драки. Ни с того ни с сего не ударишь — кулак не подымется.
Васька и Костя отошли к решетке канала, и уже оттуда Костя презрительно бросил через плечо:
— Шлепай отсюда!.. Жить он с нами будет!.. А вырядился-то!.. Убирайся, пока цел!
Эдуард стоял и серьезно смотрел на мальчишек. Он тоже не знал, что делать и что сказать. Он видел много острых, неласковых глаз. Они словно ощупывали его с головы до ног. Большинство ребят разглядывали сандалии. Их яркая светло-коричневая кожа почему-то больше всего раздражала мальчишек. Эдуард понял это.
— Хоть и глупо, но так, видимо, нужно, — произнес он, будто оправдывался перед кем-то.
Он нагнулся и отстегнул ремешок. Сандалия перелетела через мальчишек и шлепнулась в воду. Эдуард снял с ноги вторую, бросил и ее. Все это он делал без злобы, а как-то просто, буднично, точно он каждый день выполнял эту не очень приятную, но совершенно необходимую работу.