— У него сохранился наряд: проверял точность диска. Без тебя я давал ему это задание. Ну вот и скандалит. А прибор посылаем в Ленинград. Неустроев повезет.
— Неустроев? Он-то какое имеет отношение?
— Ну, главный… А ты что, недоволен, что прибор пошел в жизнь? Пока, правда, только на государственные испытания, но все же.
— Что ты, доволен. Как быть недовольным? Что ж, коллективный, так коллективный… — Егор задумался. — Но через Комитет по делам изобретений и открытий он не пройдет. Потребуют авторов. — Егор опять задумался, достал из стола открытку, не читая, повторял слово за словом. И вдруг ему с ясностью короткого сна представилось, как Нина собирает в ладони солнце, рассыпанное на берегу моря. Это были капли росы, в которых отражалось солнце. Нине кажется, что она собирает крошечные яркие осколки светила, но ладони ее полнятся чистой и холодной росой.
Пойти к Роману и попроситься в Ленинград?
Весь день Егор боролся с собой, то окончательно загорался решимостью идти к Роману и брался уже за телефон, чтобы предварительно договориться, то раздумывал вдруг, стыдясь своих мыслей, и рука его так и не поднимала телефонную трубку, ругал себя за нерешительность и совестливость и оправдывал себя тут же. В конце дня, когда он возненавидел себя за эту нерешительность и совестливость, Роман сам позвонил ему и попросил зайти. Но Егор послал вместо себя Летова.
46
— Что такое Раннамыйза?
Варя заметила, как рука мужа, несшая ко рту кусочек печенки, которую он сам жарил по своему способу — отбивал сильно и томил в сметане — как рука Егора дрогнула и едва не уронила с вилки пищу.
— Раннамыйза? — переспросил он, и память его заработала, как бывало в разведке, когда требовалось быстро принять единственно правильное решение. Откуда жена узнала это слово? И тут же память обнаружила слабое место: открытка. Он ее оставил на столе. Но зачем приходила к нему Варя? Она раньше ни разу не была в его лаборатории.
Он ужаснулся и обрадовался мысли о том, как все идет ему навстречу. Сейчас можно сказать обо всем и без новых поисков времени, слов, удобного случая, наконец, ссоры, от которых он сам, да и Варя, будто чувствуя близость развязки, осторожно уходили. Все сказать, все как было и что есть, тогда не нужна будет ложь.
«Сказать все? А что, собственно? — возразил он тотчас себе, чувствуя, что время затягивается и сказать, что такое Раннамыйза, все-таки придется — сказать, что готов развестись с Варей и уехать к Нине? А я знаю точно, что Нина на это пойдет?»
— Раннамыйза? — еще раз переспросил он, как разведчик, застигнутый врасплох, дает вторую очередь из автомата, чтобы выиграть время для принятия решения.
Тут вбежал на кухню Славка, весь переполненный какой-то неожиданной новостью — глаза его сияли от восхищения: «Пап, клуб кинопутешественников… Ящеры, ты знаешь, пап, ужас»… И Егор замотал головой и вновь понес ко рту кусочек печенки:
— Раннамыйза? Откуда ты это взяла?
— У тебя на столе, — Варя вдруг замкнулась, видно, пришлось менять какое-то заранее принятое решение, — открытка со странным письмом.
— А-а, — махнул он рукой и повернулся к Славке, — ящеры, говоришь? Пойдем посмотрим.
Егор торопливо поднялся, на ходу дожевывая, направился в квартиру. Славка уже сидел у телевизора, не спуская глаз с экрана. Ирина готовила уроки за столом, избоченясь, тоже следила, как на экране двигались по выжженной каменистой земле неуклюжие, неловкие в своих движениях допотопные чудища. Егор смотрел на них, как они тяжело переставляют свои конечности, и вспомнил Раннамыйза, где каменные глыбы у берега, если смотреть на них с моря, так походили на эти чудища. И вдруг на берегу увидел женщину, собирающую в ладони кусочки солнца.
Он забыл об открытке, когда вернулся на кухню, не напомнила о ней и Варя. Убирая посуду, она спросила:
— Просился в Ленинград? Не наездился еще?
Он перестал жевать, с удивлением взглянул на нее:
— Иван намекал директору. Да и странно: сроду так не было, чтобы наши приборы испытывали без нас…
— Зачем тебе? Если надо — вызовут, Иван съездит. Тебе сейчас бежать нельзя.
— От чего бежать?
— От того, что начал.
— Странно, — Егор пожал плечами. — Ты говоришь почти дословно то, что говорил Ивану Роман.
Егор заметил, как шея жены, стоящей к нему спиной, покраснела, и краснота потерялась в выбившихся из-под косынки завитках подкрашенных черным волос. Черные волосы ей не шли.
— Любой тебе на заводе скажет то же и этими же словами. Не то еще заговорят, когда начнут осваивать модерновую продукцию.