— Тайрен, а вы знаете, что у Цзоу Риада алиби по крайней мере на одно из убийств? — спросила я.
— Откуда тебе это известно? — хмуро спросил Тайрен.
— От его отца.
— Старик всё никак не уймётся.
— И его можно понять. Так знаете или нет?
— Да, мы это знаем, — не дожидаясь, пока медлящий Тайрен соберётся с мыслями, сказал Гюэ Кей, заработав от друга и повелителя недовольный взгляд. Они с императором сидели над доской облавных шашек и прерывать игру явно не собирались.
— Я бы не стал принимать на веру всё, что говорит министр Цзоу. Он слишком заинтересован.
— Но ведь это подтверждает не он один, не так ли?
— А кто ещё? Его домочадцы? Они могут лишь следовать приказу. А если и нет — верность слуг хозяевам иногда побуждает исполнять и невысказанные просьбы.
— Да не сказал бы я, что тут дело в приказе, — задумчиво возразил Кей. — Служанка госпожи Цзоу твердила, что молодой господин за ворота ни ногой, не только на допросе, но и до него, в частной беседе.
Тайрен лишь фыркнул, показывая, что он думает о словах какой-то служанки.
— Я не понимаю, — сказала я. — Если есть сомнения в его виновности, и даже, я бы сказала, доказательства невиновности — почему Цзоу Риад не только арестован, но и осуждён?
— А у тебя есть другой виновный? — Тайрен поднял на меня хмурый взгляд.
— В смысле?
— В смысле. Ладно, предположим, эту госпожу Пань он действительно не убивал. Но на остальные-то случаи у него алиби нет.
— Тайрен, я тебя умоляю! Неужели у кого-то есть сомнения, что эти убийства — дело рук одного и того же человека?
— А разве есть доказательства обратного?
Я всплеснула руками, в который раз изумляясь местной правовой системе.
— Почему же в таком случае арестован только один человек, а не пятеро? Зачем ограничиваться только одним? Давайте обезглавим пятерых, каждый из которых предположительно совершил по одному убийству!
— Не смешно, — отрезал Тайрен. — Соньши, тебе, как никому, должна быть понятна необходимость успокоить народ. Убийца должен быть найдет и покаран в кратчайшие сроки. Судебное министерство сделало всё, от него зависящее, а что до Цзоу… Что ж, чем-то всегда приходится жертвовать.
Я уставилась на него, начиная понимать, что правовая система тут может быть и не причём. Не это ли практически полным текстом сказал мне Цзоу Лианьюй? Что судебный министр выполнял заказ его величества?
— Ты хочешь сказать… что понимаешь, что Цзоу Риад невиновен… и жертвуешь им ради успокоения народа?
— И ради твоей безопасности. Не хватало только нового бунта, в котором снова потребуют твою голову.
Я осознала, что сижу с открытым ртом, и со стуком захлопнула его. Потом резко выдохнула.
— Ну нет. Я не согласна.
— А я тебе говорил, — флегматично заметил Кей, ставя на поле очередную шашку.
— Тебе понравилось удирать от бунтовщиков? — осведомился Тайрен.
— Нет. Но пока ещё до бунта не дошло, не так ли?
— И не дойдёт. Потому что убийца будет публично казнён, как только двор начнёт снова собираться после Нового года.
— Тайрен!
— Соньши, — он, наконец, поднял на меня глаза, — долг любого подданного — служить своим повелителям всеми силами. В том числе и своей жизнью. Считай, что Цзоу Риад заслонил тебя грудью в бою. Он обязан это сделать, и тут не на что обижаться и нечему возмущаться.
Я помолчала. Нельзя сказать, что его слова совсем не нашли отклика в моей душе. В памяти ещё отзывался пережитый страх, когда я спешно натягивала платье, путаясь в рукавах и завязках, а за окном уже мелькали факелы в руках вооружённых людей, собиравшихся учинить надо мной расправу. А потом бегство через ночной лес, и Мейхи, оставшаяся меня прикрывать… Она сделала это добровольно, но вот возницу, чьего имени я даже не узнала, никто не спросил. И он умер лишь потому, что оказался не в то время и не в том месте.
Так неужели за меня снова и снова должны расплачиваться другие? Да, иногда этого не избежать, но сейчас-то ещё можно побороться.
— Тайрен, — сказала я, — если так рассуждать, то получится, что правитель может позволить себе любое самодурство, любую подлость. Потому что подданные должны. А как насчёт долга правителя перед подданными? Разве добродетельное правление — не его первейшая обязанность?
— Помню, как ты критиковала эту доктрину, — хмыкнул муж.