Нет, конечно мало приятного в том, чтобы распахнуть глаза и упереться в стеклянную крышку, слегка приоткрытую, но по-прежнему тяжелую под давлением механизма. С десятой попытки, точно не скажу сколько их было, так как сбив руки кровь, обломав длинные пластины отросших ногтей, я всё-таки сумела выбраться, чтобы обнаружить себя в большой тёмной комнате, очень пыльной. Здесь же стояло ещё с десяток подобных моему приспособлений, но без света не удалось рассмотреть, был ли кто-то внутри, а докапываться до правды было страшно. Тогда вообще почему-то панически сковывало это подлое чувство, сосущее под ложечкой и мешающее думать.
И вот, теперь я здесь, в том самом Убежище, что и поверить трудно. Кошмары турма позади, улицы с патрулирующими форморами успешно преодолены. Но почему-то на душе продолжают скрести кошки и хочется плакать. Ведь само решение было от безысходности, просто из-за какой-то записки. Меня можно осуждать в глупости и поспешности, возможно отчасти в легкомыслии. Но этот сценарий был мне прописан, а за свои прожитые восемнадцать лет, если не считать времени заключения, я привыкла, что за все мои дальнейшие шаги просчитывают другие люди — более умные и взрослые. В одночасье меняются только герои,а до таковых мне очень далеко.
Помимо эмоциональных переживаний, утро ещё заранее омрачилось осознанием предстоящего собрания и этим треклятым ощущением полной неизвестности. Сегодня должна была решиться моя судьба за счет сурового совета старейшин или других высокопоставленных людей, призванных держать закон в этих катакомбах. А так как я успела проснуться, замерзнуть и припомнить эту безрадостную деталь до завтрака в постель, то настроение резко съехало к отметке минус. Ещё тот факт, что обратной дороги нет, окончательно направил моё мышление в негативное русло.
Пустым взглядом уставилась в потолок
Хромированная ручка противно щёлкнула в тишине, дверь бесшумно распахнулась.
Я неловко оперлась на локти, чтобы увидеть стоящего в проёме Эндо с подносом в руках, неловко покачивающегося на пятках.
Честно говоря, подобное зрелище было, надо признать, несколько забавным: парень в одних штанах, босиком, а его длинные волосы растрепались, падая каштановыми спиралями на лицо и закрывая обзор.
Меня посетила беспечная мысль о том, что я вовсе не прочь встречать так каждое утро.
— В пищевом блоке уже никого не было. Пришлось самому стряпать на скорую руку несколько бутербродов, — продемонстрировал свой труд на подносе из сандалового дерева, попутно проводя ногой у датчика движения, после чего та наконец захлопнулась, отрезая нас от коридора.
— Брат так и не соизволил разлепить глаза?
Устало откинулась обратно на подушки, блаженно улыбнувшись пространству. Было хорошо и тепло, что каким-то послевкусием отдавало в районе рёбер. Домашнее осознание беспечности, как это прекрасно.
Вопрос, на мой взгляд, был чисто риторическим, по причине того, что упомянутый даже не отреагировал на шум, а всё также продолжал размеренно дышать, шевеля одеяло.
— Мы можем его хорошенько растормошить или попинать, или облить холодной водой, или спихнуть с кровати, чтобы не занимал место, — включилась в действо моя потаённая инфантильность, воображение детально репрезентировало мысли-образы.
Эндо осторожно поставил поднос на тумбочку у кровати, а сам присел рядом и стал перебирать пряди моих двухцветных волос, которыми наделила природа. Хотя отражение в зеркале не радовало по большей части другими внешними характеристиками.
— Поверь, мой брат будет злее самого сатори, если мы сделаем даже что-то менее возмутительное.
Смысл слов доходил постепенно, так как я просто млела от плавных прикосновений, бередящих мурашки на коже.
— Тогда будь, что будет, — вынесла вердикт, всё-таки сумев задеть ногой всё ещё безжизненный кокон.
Сначала показалось, что никакого результата манёвр не принёс, так как от нас Ферхо отделял целый пласт из одеял, но через несколько секунд тот зашевелился.
— Форморовых отродий на вас не хватает, — заворчал старший, как-то подозрительно нехотя выказывая свою заспанную физиономию.