После звука блокировки я позволила себе издать вздох облегчения.
— Кто это? — не преминул воспользоваться ситуацией юноша, бросая на меня настороженный взгляд.
Я видела, как мужские руки наготове заведены за спину, пряча какой-то предмет. Видимо, если я всё же буду сочтена опасной, то последний должен был послужить способом моего успокоения.
Девушка, откинув с лица волосы, плавно вошла в смежное светлое помещение побольше. Подойдя к панельной стене, обшитой пластиковыми плитами цвета чайной розы, приоткрыла маленькую прямоугольную полупрозрачную крышку с приборной доски и ввела запрос на генерирование стола и трёх стульев. Программа тут же подчинилась, вытянув их с глухим "чвок" прямо из пола.
Акилина жестом предложила нам всем занять свободные места и после устало произнесла:
— Пожалуйста, открой лицо в моей име. Я ведь поделилась своим кровом.
Стало по-настоящему неловко от сложившейся столь странным образом ситуации и от этой просьбы, в частности. Скинула глубокий капюшон и по очереди заглянула в глаза каждого из своих невольных спасителей. Тем не менее пришлось последовать просьбе, склонить голову к грудной клетке и снять капюшон.
В пятнадцатилетнем возрасте родственники отправили меня на обучение в Западный Университет, который располагался чуть дальше границ империи. Сам поступок являлся нонсенсом, так как девушки моего положения и круга обычно получают образование на дому, которое ограничивается изучением одного — двух языков: обычно о’силибриена и сарринского, на котором составлены большинство древних научных трактатов, владение же ещё серпенстким свидетельствовало о более высоком уровне, также, как и уроки всеобщей истории. Однако чаще всего юные дворянки усиленно изучали лишь рукоделие, музыку и рисование. Поэтому относительно родительского решения я ничего против не имела, да и, если честно, была даже рада. Для моей защиты и опеки был приставлен молодой человек в меру знатного происхождения, погодка — Пиран Рамендарский, с которым мы благополучно сдружились за пределами империи и её устаревших предрассудков. Именно тогда я узнала значение слова «доверять», а после смерти единственного товарища, поняла, что эта деятельность должна быть направлена на узкий круг людей, проверенный не раз. Теперь становится понятнее, почему мне было тяжело идти на встречу двум первым встречным?
Тем не менее пришлось последовать просьбе, склонить голову к грудной клетке. Особенно чувствовала неловкость из-за снятого капюшона, будто осталась стоять абсолютно нагой посреди имы.
Емельян первым нарушил воцарившееся молчание, не меняя напряжённой позы:
— Коменданты сегодня не потревожат наш покой, так как это против правил во время праздничных дней. Но тебе оставаться надолго здесь нельзя.
Я кивнула и вопросительно заглянула в полыхавшие зеленью вешней травы глаза девушки.
Оба человека в данный момент, хотя пытались сильно этого не демонстрировать, с жадностью рассматривали экзотичные черты лица и стригущие в стороны высокими столбами уши. Но реакция, последовавшая после, удивила.
Акилина нервно положила обе ладони на живот в защитном жесте.
— Ты одна из них: вараговец!
Звучало более чем неприязненно, почти удар камня о холодную воду, осыпавшуюся брызгами непринятия.
В ответ поморщилась.
— Но почему? — не выдержала девушка. — Почему ты хочешь разрушить жизни горожан и лишить нас счастья?
Когда я очнулась больше двух анималов назад, у меня уже тогда не было выбора. Потерянная и никому ненужная. После недолгого размышления, пришлось последовать подсказке так называемого Д.Р.У.Г.'а и стать варагавцем, чтобы потом добраться до острова. Сейчас я об этом даже не жалею, да и та записка, — составленная полуночно-синими чернилами с текстом, выведенным подрагивающими пальцами с непривычки почерком, так как уже тогда ручная письменность была если не атрофирована, то близка к этому, — она стала моей главной целью в жизни.