Так как все трое старейшин относились ко мне с однозначной неприязнью, граничащей с ненавистью, будто я лишняя деталь в двигателе, мешающая набирать обороты, но от которой вот так вот просто не отказаться — вдруг пригодится, коленки всё же слегка вибрировали, к нашей встрече нужно было подготовиться. Хотя главы убежища приняли моё здесь появление и дальнейшее пребывание, осознав возможную выгоду, даже Икар не отличился, когда натягивал на голову безликий серый капюшон, впитывал в себя общую атмосферу, не давая мне возможных поблажек, это вовсе не означало, что за любой промах меня отсюда могут попросить уйти.
Параллельно мыслям, будто бегущей строке, холодное лезвие приблизилось к сцепке кератиновых чешуек и нещадно стало их резать. Сапфировые в перемешку с чёрными пряди тяжело падали на пол, при приземлении скручиваясь в полумесяцы улыбок.
Отражение в зеркале порадовало полной асимметрией волос: справа удлинение, слева — классическая короткая стрижка «под мальчика». Осталось вплести несколько бусинок с ядами на кончики и вариант станет почти приемлемым. Накинула серую тунику и натянула синие лосины из нейлоновых нитей, — с тонкими прозрачным полосками, пролегающими по швам, что идут от внешней части бедра до щиколотки, — способствующих улучшению циркуляции крови и регулировки подачи кислорода к мышцам.
На выходе из жилого корпуса внезапно была грубо поймана за руку и отведена в скрытую нишу, оборудованную в массивной колонне со встроенной подсветкой, ранее использованную скорее всего для демонстрации скульптуры или другого художественного произведения. Рот накрыла горячая шершавая ладонь с такой силой, что губы заболели. Второй рукой Икар опёрся о стенку над моим правым плечом.
— Что бы не предложили на совете, откажись, поняла?
Самое удивительное, что я до сих пор не могла его почувствовать. Учитель либо пользовался разной химией для сбивания запаха, а также обладал недюжей подготовкой концетрации силы, либо усиление моих альбийских способностей мне почудилось.
Я замычала и попробовала вырваться.
Ладонь стала давить в два раза сильнее, а широкое мужское тело склонилось, почти касаясь:
— Ты должна сказать «нет».
Зубы встретились с мягкой тканью кожно-мышечных складок губ.
Вздохнула поглубже, стараясь успокоить взбесившееся сердце.
Только когда прохладный воздух скользнул по лицу, а инородный жар и вовсе исчез, и я осознала, что теперь настала моя очередь отвечать:
— Но почему?
Икар поморщился, обтерев правую руку о штанину. Рот криво поехал в сторону, а нос заострился.
— Тебе сложно просто безоговорочно согласиться? — и столько тоски в голосе, которая поглощает все сомнения и тревоги, способная оказать гипнотическое действие и подмять волю под себя.
Голова не кружилась, но почему-то собрать мысли в кучу не представлялось возможным. Что же такого мне должен предложить совет, что наставник так занервничал? Да и какая ему разница на моё согласие?
Говорить начистоту в этих стенах являлось пошлым пережитком прошлого. Когда-то в империи люди умели доверять, но не теперь с приходом младшего брата монарха к власти. Даже вараговцы уловили общую тенденцию и научились программировать чипы на свой лад. С каждым прожитым днём после турма я лишь убеждаюсь в том, как наивно жила когда-то.
— Хорошо, согласна.
Слова выпорхнули на свободу прежде, чем успела отстраниться от близости этого мужчины и возвратить их было бы весьма легкомысленно.
Учитель поспешно кивнул, развернулся на каблуках и растворился в пустоте вечернего коридора.
Собрание началось через четверть часа после, в том же самом мрачном помещении, отделанном в неоготическом стиле, что и в прошлый раз. Полуарки, колонны и элементы живописи сейчас казались менее торжественными, чем при первом изучении сводов огромного зала. Видимо, когда-то здесь задумывалось что-то вроде конференц-зала для начальства завода и их парнёров.
Меня подвели к огромному столу двое мужчин в военных мундирах времён империи и оставили стоять в центре зала, чуть склонившись в небольшом поклоне. Все три чёрных балахона с огромным вниманием взирали на мою скрюченную фигуру, пока один из них не поднялся со своего места и не поприветствовал. Точнее сказать это было больше обращение, но я сочла за добро выпрямиться.