Икар остановился напротив, заложив руки за спину. Высокая фигура под таким углом как нельзя кстати подчеркивалась потолочным освещением. Неужели этому человеку сейчаса шестьдесят семь лет? Даже стальные глаза раскаленным металлом обжигали неистовым пламенем совершенно не на свои года.
Я не знаю, что побудило легата к дальнейшим действиям. Возможно, всё дело в том, что я забылась и слишком долго отвечала смелому взгляду точно таким же. За чередой бесчисленных вопросов я даже не сразу разобрала этот шёпот, отразившийся постепенной дрожью в теле:
— Яра, глупая, как ты не понимаешь?
А потом произошло что-то очень странное, и оно сумело полностью выбить из моей головы события сегодняшнего вечера.
Икар стремительно сделал шаг по направлению к дивану. Не дав возмутиться, он сократил расстояние, подсев на подлокотник рядом, чтобы затем нагнуться и больно впиться губами в губы, буквально до треска в зубах.
Сначала хотела вскрикнуть, но чужой язык полностью перекрыл доступ к кислороду. Разжав мои губы, он по-хозяйски проникнул в рот и начал настырно ощупывать в нём территорию. Эти действия странно будоражили и пугали, вызывая охмеление в голове не хуже забродившего напитка простых торговцев питейных заведений прошлого. Учительские пальцы левой руки тем временем крепко сомкнулись на моих запястьях, пленя и фиксируя, не давая даже шевельнуться. Подавив сопротивление а корню, другая ладонь методично запуталась в коротких волосах, мастерски массируя кожу у основания роста.
Едва ли сдержав стон удовольствия, я помимо воли откинула голову, подставляя под следующий удар незащищённую шею, чем наставник не преминул воспользоваться, сначала прокладывая влажную дорожку, а затем особенно ощутимо надкусывая нежные чувствительные места.
Мужское тело тяжело приковало к обивке и обжигало, абсолютно лишив всякой воли, вызывая какие-то первобытные неведомые доселе инстинкты.
— Так-так-так, — произнёс высокий женский голос, врываясь в сознание болезненным импульсом.
В следующее мгновение Икар отпрянул, больно оттолкнувшись от моих плеч. Стало холодно и как-то неловко, но где-то на задворках своего мировосприятия я удивлению, осознала, что никогда ещё не была так рада видеть Эрмигранду на пороге своих покоев.
— Что здесь происходит, можно узнать? — издевательски пропела рыжеволосая девушка, стянув свою непокорную гриву в тугую косу. Взгляд прищуренных васильковых глаз выражал возмущённое презрение, метая молнии от меня на учителя и обратно.
Устало схватилась за виски, едва не взвыв от отчаяния. Подавленные чувства заполонили будто с новой силой, на этот раз накрыв с головой. Сегодня было морально очень тяжело: на душе скребли чьи-то острые когти, в голове прокручивалась одна и та же сцену, где мой брат держал на руках тело отравленной возлюбленной. Стыд и грусть разрывали душу на части, а теперь ещё это непонятное желание, столь противоречивое, как наваждение. Поэтому сейчас чужая ревность воспринималась скорее как надоедливый фоновый шум. И вообще, как эта девушка смеет вот так вот выспрашивать произошедшее у меня в комнате, самовольно ворвавшись в чужие покои?..
Икар не пробивал мой ментальный блок, но нахмурился и, будто прочитав недавние мысли по этому поводу, бесцеремонно проронил:
— Выйди.
Эрмигранда всё-таки всхлипнула, пусть и еле слышно, но не сумела сдержаться, разом растеряв свою прелесть, превращаясь в маленького капризного ребенка. А ведь ей уже тридцать один год, и в отличие от меня, она не потеряла ни одного мгновения своего взросления в турме.
С небольшой паузой, но всё же последовала прямому приказу действующего легата и человека, которого волей-неволей начинаешь уважать в этих стенах.
Оставшись наедине с Икаром, я почувствовала себя не в своей тарелке, так как не знала, как именно необходимо реагировать на такого рода обстоятельства. Кожа всё ещё в некоторых местах горела, а глаза самовольно по-новому оглядывали этот слегка выпирающий вперед мужской подбородок с темнеющей щетиной, тонкой длинной линией искривленного в ироничной полуулыбке рта, высокие скулы, острый нос с небольшой горбинкой и стальные глаза с шафроновыми искрами возле чёрного зрачка.
Учитель провёл ладонью по каштановым волосам, присаживаясь на край дивана, но в этот граница между нашими телами отчётливо прослеживалась