Внезапно его щеки коснулась грубая чешуя, и сильный толчок отбросил его на землю. Сморкала вскочил на ноги, но только для того, чтобы его снова сильно толкнули. А затем он узнал пронзительный крик, который следовал за каждым толчком.
— Громгильда? Что ты делаешь? Эй, перестань! — запротестовал Сморкала, когда Змеевца Астрид снова подтолкнула его. Её глаза блестели, когда она заплясала вокруг него.
— Ну хоть кому-то я нравлюсь, — проворчал всадник, когда Громгильда снова уткнулась в него носом, но в этот раз она была намного мягче. Викинг вздохнул и закатил глаза, хотя и не смог сдержать улыбку, когда он поднял руку к морде драконихи и нежно почесал её.
— Да, ты мне тоже нравишься, красавица.
Громгильда заурчала, энергично прихорашиваясь, явно соглашаясь с оценкой её внешности. Сморкала усмехнулся про себя, радуясь, что хоть кто-то не изменился за десять лет его изгнания. Вся команда, его бывшие друзья, стали совсем другими, благодаря чему он ещё больше осознал, что он здесь чужой. Да, он тоже изменился за эти годы, но именно мысли о его друзьях и Кривоклыке поддерживали его жизнь все эти годы. И теперь ни один из пяти его друзей не был таким, как он их помнил или представлял себе, когда не мог заснуть и вспоминал тех, кого оставил на Олухе. Теперь они были совсем другими, он их почти не узнавал.
Астрид всё ещё ненавидела его — наверно, если бы он попытался, то смог бы понять почему, — и у него были сомнения, что она когда-нибудь сможет преодолеть свои предубеждения и дать ему шанс. Да он и не был уверен, что этот шанс ему нужен. Точно нет, если это означало необходимость поселиться в таком густонаселённом месте, как Олух. Он слишком сильно изменился за последние десять лет, чтобы приспособиться к жизни в таком хаосе.
Рыбьеног поносил его и, вероятно, давным-давно с готовностью принял свой собственный образ Сморкалы — того, кто способен изнасиловать одного из своих ближайших друзей и заслуживающий изгнания. Но Сморкалу не слишком беспокоила мысль о плохих отношениях с Рыбьеногом, да и никогда его это не волновало.
Задирака почти не разговаривал с нии с тех пор, как он вернулся, но Сморкала не мог не заметить, как настороженно наблюдает за ним блондин. Когда-то они были лучшими друзьями: он, Задирака и Забияка — и потеря этой дружбы была только ещё одним поводом не воспримать Олух как дом.
И была Забияка. Она была смесью изо льда и пламени, которые отражались в её красивых, сердитых голубых глазах. Забияка доверяла ему так же, как и остальные, — то есть совсем не доверяла, — и она без колебаний подвергала сомнению его моральные принципы, цепляясь к каждому его слову. И боги, как он ненавидел то, что всё ещё тосковал по ней. Их отношения были запутанными, временами взрывоопасными, но он был счастлив — она была его лучшим другом, но при этом между ними было нечто большее — а теперь всё это в прошлом. Там, где когда-то были шутки и дерзкие выходки, холод, сменяемый тайной теплотой, разделяемой ими двумя, а её насмешки и подтрунивания превратились в огонь, который, он знал это, сожжёт его дотла, если он приблизится. Именно потеря дружбы Задираки и Забиякиной… впрочем, она никогда не признавалась в чувствах к нему — вот по чему он скучал больше всего. И ещё по его соперничеству-дружбе с Иккингом.
Иккинг не доверял ему, и изгнанник не упустил того, как его бывший друг старался держать своих детей подальше от него, даже прошлой ночью, как будто опасался, что Сморкала им навредит. Он притворился, что не замечает действий Иккинга, но всё равно это было больно. И служило ещё одним подтверждением тому, что он действительно не был желанным гостем на Олухе. Он знал, что его время здесь продлится только до тех пор, пока над племенем висит угроза нападения Браго и её флотов. Как только всё закончится, Сморкала был уверен, что ему больше не позволят остаться.
— Прямо как меч, — размышлял он про себя, продолжая почёсывать чешую Громгильды. Она склонила голову, плечи Сморкалы опустились, и его рука соскользнула с её подбородка. Змеевица снова заурчала и мягко подтолкнула мужчину головой, а потом внезапно взлетела, её когти обвились вокруг его тела прежде, чем он успел отреагировать.
— Громгильда! — Сморкала забился в её хватке. Змеевик улетел с маленькой площади, подняв его над домами и насестами для драконов. Сморкала сдался и вздохнул, а Громгильда всё несла его. Когда он почувствовал, что она накренилась и опускается на землю, он несколько оживился.
Змеевица осторожно поставила викинга на землю, а затем приземлилась рядом с ним. Сморкала почесал дракону подбородок, он понял, что Громгильда принесла его к стойлам, которые были очень похожи на те, что описал ему Иккинг.
— Кривик?
Рёв, раздавшийся в ответ на его зов, заставил сердце Сморкалы согреться, а его беспокойство и страх загнали себя в тёмный угол души, когда он бросился в просторную драконюшню. Сияние, исходящее от раненой Королевы Огнеедов, дарило тёмным стойлам тепло и свет, с помощью которых Сморкала смог увидеть двух своих драконов.
Королева лежала полностью внутри помещения, легонько похрапывая во время сна. Кривоклык, напротив, уже проснулся, его жёлтые глаза счастливо светились, когда он издал ещё один приветственный рык. Сморкала улыбнулся, подойдя к дракону, и засмеялся, когда Кривоклык толкнул его головой и заурчал.
— Я тоже скучал по тебе, Кривик, — выдохнул Сморкала, пока его дракон — его лучший друг, единственный друг, защитник, семья! — продолжал тереться об него и урчать, радуясь всаднику так же, как и тот радовался встрече с Кривоклыком. Дракон прижал своего наездника к груди, и огромное крыло Ужасного Чудовища накрыло Сморкалу в неком подобии объятий. Викинг вздохнул и прислонился к драконьей груди, чувствуя себя комфортно только в объятиях друга, рядом с его ровно бьющимся сердцем и успокаивающим урчанием.
Всадник и его дракон оставались в таком положении несколько минут, отстраняясь друг от друга только тогда, когда Кривоклык позволял это кивком головы. Сморкала отступил назад и рассмеялся, когда его дракон быстро наклонился вперёд, забрал у него шлем и поднялся на ноги, громко смеясь.
— Можешь взять его себе, Кривик, — улыбнулся Сморкала. — А я тогда покормлю Королеву твоими любимыми макрелями. И тебе придётся удовлетвориться треской.
Смех Кривоклыка оборвался и сменился рычанием, Сморкала скрестил руки на груди, улыбаясь своему дракону. Чудовище тихо зарычало и закатило глаза, а потом опустило голову и водрузило шлем Сморкалы обратно на его голову.
— Спасибо, — хмыкнул викинг. Кривоклык выдохнул на него горячее облако, а потом отступил в заднюю часть стойла, не сводя глаз со своего наездника.
Сморкала покачал головой и улыбнулся, поправляя шлем, а затем подошел к всё ещё спящей Королеве Огнеедов. Чувство вины заставило его отвести взгляд от большой зашитой раны на её животе. Хотя Сморкала знал, что Королева будет жить, — Плевака разыскал его и сказал ему это после битвы — он по-прежнему чувствовал огромную вину и стыд за то, что стал причиной, по которой дракон — к тому же дикий — был так серьёзно ранен.
— Мне так жаль, Королева, — извинился Сморкала, медленно потирая тёплую чешую Огневицы. Он почувствовал, как слёзы зажгли его глаза и яростно вытер их. Голову он поднял только тогда, когда услышал слабое шипение Королевы Огнеедов.
Дракониха проснулась и внимательно наблюдала за ним, тихо пощелкивая языком. Сморкала медленно убрал руку с её живота.
— Ты пострадала, помогая мне. Мне так жаль, Королева.
Рык был единственным ответом, который Сморкала получил от Огневицы, но потом Королева нежно потёрлась об него, словно она не считала его виноватым. Викинг вздохнул и покачал головой, когда она продолжила подталкивать его. Вскоре к ним присоединился Кривоклык с левой стороны, и Сморкала мог только устало усмехнуться, глядя в пол.