По трапу я спускаюсь другой личностью. Ясной, чистой и светлой, как и полагается человеку, избежавшему погибели.
А из Мск, например, до родителей — всего лишь сутки езды безопасным поездом, тыг-дык тыг-дык, тыг-дык тыг-дык. Без страха и просветления.
Подтвердила срок приезда: декабрь. Максимум — январь.
Но это еще не скоро.
32.Раннее утро. Звонок в дверь. Смотрю в глазок: "Вера, что ты хочешь?" — я недовольная, потому что босиком, а пол у меня в прихожей кафельный, и вообще задолбало.
Вера (трезвым голосом):
— Лора. Извини. Мне очень нужны грабли.
…Вот любимые мои знакомые москвичи и почти такие же любимые питерцы иногда берут и по каким-то причинам переезжают на ПМЖ в другую столицу. То бишь питерцы — в Мск, а москвичи — в Спб. И те, и другие считают при этом, что совершили нечто совершенно неординарное, почти отчаянное, на уровне экзальтации. Гордятся собой страшно, потому что — подвиг.
Балды. Вот подвиг: переехать из города В. — в Южно-Сахалинск, а оттуда — в Петропавловск-Камчатский. Варианты: из Хабаровска — в город В. Или из города В. — в город Х. Я лично знаю четверых людей, сделавших это. Ни один из них не смог толком объяснить, зачем.
…Приснилось, что получаю в типографии визитные карточки: шикарная бумага, золотой обрез. И никакого текста: ни имени, ни фамилии, ни города, ни места работы. Только в самом низу микроскопические, еле различимые цифры: «123456». Видимо, телефон.
33.Ветер, ветер на всём белом свете. Пролетая над университетом, с меня слетела шляпа. В знак почтения и признательности я не стала бросаться камнем вниз, пусть летит себе, пусть летит. Вот покатилась она, так похожая на человеческую голову — мою? — по дорожке, по которой я ходила мимо здания юрфака к гуманитарному корпусу, всегда сонная, потому что никогда не высыпалась: синдром пароходства. Вот окна кафедры древнерусской литературы, какой кошмар эта древнерусская литература — хуже Слова о полку Игореве была только Илиада с её кораблями и персонажами, увы, так и не ставшими симпатичными, хотя и сделавшимися более знакомыми.
Мы рисовали друг у друга в тетрадках голых гермафродитов, за что были изгнаны прямо с экзамена. Заканчивать универ Колян уехал в другой город.
Недавно он нашёл меня в Яндексе.
Сперва я до невозможности обрадовалась, но очень, очень скоро стала бояться открывать почтовый ящик, потому что всякий раз оттуда мне на башку вываливалось мусорное ведро. Я даже пыталась отодвигаться от монитора как можно дальше, но толку было мало: всё равно приходилось стряхивать с себя использованные зубочистки, мокрые раздавленные бычки и газетные свертки с чем-то поганым внутри(я их не разворачивала). Иногда мне за шиворот попадали пустые консервные банки с острыми краями, и я выковыривала их оттуда, потому что неприятно.
Он написал мне: «Как дела?» и рассказал про свои дела за последние 15 лет.
Я написала ему «Привет!!!!» и рассказала про свои дела за последние 15 лет, и что всё зашибись, только вот баблосов нету, что, конечно, портит общий фон.
Он написал: давай я тебе вышлю баблосов, у меня их полно, а ты отдашь, как сможешь.
Я написала: давай.
Он написал: вот, я выслал баблосы.
Я написала: «спасибо, я их получила, ты меня прям спас». Это было правдой.
Он написал: «А я — писатель».
Я написала: «Это замечательно». Тут я наврала. Я давно знала, какой это хреновый признак, если кто-то говорит про себя «я писатель» и не ржёт при этом, как конь.
Он написал: я тебе вышлю три последних рассказа, прочитай и скажи, как.
Я написала, что ненавижу рецензировать тексты, потому что литература — дело вкуса.
Он написал, что рецензировать не надо, надо просто прочитать и сказать, как.
Я написала: «ладно».
Он написал, что выслал рассказы.
Я их прочитала и написала, что у меня не открылись файлы.
Он написал, что выслал их мне еще раз в теле письма и действительно выслал их в теле письма.
Я написала, что вот этот, про енотов — смешной.
Он написал: а остальные два, выходит, говно?
Я написала, что литература — дело вкуса, рассказы хорошие, но мне не очень нравится социальная тематика и деланность под Зощенко.