РЭТЧЕД /внимательно, в задумчивости глядя на больных/. Мистер Хардинг!
ХАРДИНГ /еле слышно/. Да, мисс Рэтчед?
РЭТЧЕД. Вы что, джентльмены, пытались образумить мистера Макмэрфи?
ХАРДИНГ. Да, мисс Рэтчед.
РЭТЧЕД. И что же вы ему сказали?
ХАРДИНГ. Мы… мы объяснили ему, на каких принципах строится жизнь нашего сообщества.
РЭТЧЕД. Понятно. /С улыбкой./ Вот и отлично, друзья, Просто отлично.
Затемнение.
В пустой общей комнате загорается приглушенный ночной свет. Чуть ярче освещена дежурка. Общая комната освещена синими лампочками да лунным светом, льющимся в окна. Некоторое время сцена пуста. Затем из палат появляется ВОЖДЬ БРОМДЕН. Он озирается с озадаченным, видом, словно услышав чей-то окрик. Лунный свет завораживает его, и он подходит к окнам. Поднимает голову, глядит в небо… и в тишине вдруг раздается пронзительный веселый шум пролетающих мимо диких гусей. ВОЖДЬ широко раскидывает руки, словно, хочет обнять весь мир за окном, потом обхватывает ими себя и стоит так, запрокинув голову, закрыв глаза. Входит МАКМЭРФИ.
МАКМЭРФИ /шепотом/. Эй, вождь! Ты — что?
/ВОЖДЬ никак не реагирует./
Я видел, как ты поднялся, и решил, что, может, ты вышел отскрести кусочек этой тысячелетней жвачки? /Вытащив пакетик жевательной резинки, извиняющимся тоном./ Я теперь не хожу больше в столовую — запретили, так что это все, что у меня есть.
БРОМДЕН /беря пакетик, говорит хрипло/. Я тебя благодарю.
МАКМЭРФИ. О'кей, о'кей. /Делает несколько шагов в сторону и, вздрогнув, останавливается./ Эй, ты… /Вернувшись назад./ А ну, повтори еще раз, а то голос у тебя чуток заржавел.
БРОМДЕН /прочистив горло, произносит уже менее хрипло/. Я тебя благодарю.
МАКМЭРФИ начинает хохотать, стараясь, однако, сдерживаться, чтобы смех не звучал слишком громко. ВОЖДЬ с оскорбленном видом направляется в палаты.
МАКМЭРФИ /останавливая его/. Извини меня, вождь. Это я над собой хохотал: до меня ведь только сейчас доперло, чем ты занимаешься все эти годы — ждешь случая, чтоб послать их всех к черту!
БРОМДЕН. Ну, нет… нет, я не посмею.
МАКМЭРФИ. Это почему же?
БРОМДЕН. Я еще не дорос.
МАКМЭРФИ. Да ты, видно, и в самом деле чокнутый. Был я в своей жизни в нескольких резервациях, но такого агромадного индея нигде не видал!
БРОМДЕН. Мой папа был больше.
МАКМЭРФИ. Да-а?!
БРОМДЕН. Он был настоящий вождь, и звали его Ти-и А-а Милату-уна. Значит; ДЕРЕВО, КОТОРОЕ ВЫШЕ ВСЕХ НА ГОРЕ. Но только мама у меня была на две головы больше.
МАКМЭРФИ. Ну, видно, мамочка у тебя была — дай бог!
БРОМДЕН. Да нет, она не была большая в таком смысле. И индианкой она тоже не была. Она была городская. И звали ее Бромден, что значит? Ветла.
МАКМЭРФИ. Угу, теперь я, кажись, тебя понял… Значит, когда городская женщина выходит за индейца, все считают, что она выбрала мужа ниже себя, да? И папаше твоему, что же, пришлось взять ее фамилию?
БРОМДЕН. Она сказала, в жизни не выйдет за человека, которого зовут Ти-и А-а Милату-уна. Но не одна она сделала его меньше. Все трудились. Как сейчас они трудятся над тобой.
МАКМЭРФИ. Кто — она?
БРОМДЕН. Да вся ихняя шайка. Они захотели прогнать нас с наших земель. Они захотели отнять у нас водопад. А в городе стали избивать папу в проулках, отрезала ему волосы. О, шайка большая… огромная. Папа долго боролся с ней. Потом мама сделала его таким маленьким, что он уже и бороться не мог. Тогда он подписал бумаги.
МАКМЭРФИ. Какие бумаги, вождь?
БРОМДЕН. Да те, по которым все забрало правительство. Деревню, водопад…
МАКМЭРФИ. Я помню… но я слышал, что племя получило за это кучу денег.
БРОМДЕН. Так и эти парни из правительства тогда говорили — кучу, мол, денег получите. А папа сказал: разве можно деньгами возместить человеку утраченный образ жизни? Разве можно деньгами возместить человеку отказ от права называться индейцем? Но им было этого не понять. Да и племя тоже не понимало. Они все стояли перед нашей дверью, держали в руках чеки и спрашивали — а что теперь с этим делать? А папа ничего не мог им сказать, потому что стал очень маленький… да и очень был пьяный.
МАКМЭРФИ. А что сталось с ним потом?
БРОМДЕН. Пил, потом умер. Его подобрали в проулке, и глаза ему грязью засыпали. /Ожесточенно./ Эта шайка изничтожила его. Она всех забивает насмерть.
МАКМЭРФИ. Постой, обожди минутку…