МАРТИНИ /разинув рот/. Честно?
ХАРДИНГ в отчаянии воздевает к небу руки. Входит УОРРЕН и почти сразу вслед за ним — СЕСТРА РЭТЧЕД. У сестры РЭТЧЕД забинтовано горло. Она держится агрессивнее, взгляд — настороженный. На пороге появляется УИЛЬЯМС и останавливается с выжидательным видом.
РЭТЧЕД /хриплым голосом/. Разве вам всем не пора быть в постели?
ЧЕЗВИК /шагнув к ней/. Мисс Рэтчед… /СЕСТРА РЭТЧЕД пятится./ …нам вот хотелось бы знать…
ХАРДИНГ. Что, Макмэрфи вернется к нам? Мне кажется, мы имеем право…
РЭТЧЕД. Я с вами вполне согласна, мистер Хардинг. Вернется. /Холодно и враждебно./ Вы что, не верите мне?
ХАРДИНГ /намеренно обостряя/. Сударыня, мы считаем, что вы умеете блефовать.
РЭТЧЕД /после паузы, спокойно/. Даю вам слово, что Макмэрфи вернется. А сейчас не кажется ли вам, что пора все-таки спать? /Решительно смотрит на них, и больные молча начинают расходиться по палатам./
Остается только не замеченный ею ВОЖДЬ.
/Уоррену./ Везите его.
УОРРЕН и УИЛЬЯМС вкатывают койку на колесиках, на которой лежит накрытый одеялом МАКМЭРФИ. Он лежит неподвижно, лишь время от времени тело его сотрясает дрожь. Глаза его окружены большими синими кругами, из уголка рта течет слюна. Следуя указаниям сестры РЭТЧЕД, санитары разворачивают койку.
Прекрасно, мальчики.
Санитары молча выходят, неслышно ступая в своих резиновых туфлях. СЕСТРА РЭТЧЕД подходит к Макмэрфи, щупает ему пульс, оправляет одеяло; говорит мягко, глядя на Макмэрфи.
Вот и прекрасно. /Выходит./
ВОЖДЬ, проводив ее взглядом, медленно подходит к койке и внимательно изучает лежащее на ней тело, Из палаты выходит ЧЕЗВИК, затем СКЭНЛОН и МАРТИНИ. Они останавливаются в некотором отдалении от койки. ЧЕЗВИК снимает со спинки висящую на ней карточку и подходит к слабому свету.
СКЭНЛОН. Что там сказано?
ЧЕЗВИК. Макмэрфи, Рендл-Пэтрик. После операции. Лобная лоботомия.
СКЭНЛОН. Значит, они это все-таки сделали,
БРОМДЕН /Тихо, хрипло/. Это не Макмэрфи.
СКЭНЛОН /удивленно/. Нет?
БРОМДЕН. Это чучело.
ЧЕЗВИК /в испуге/. Ты так считаешь?
БРОМДЕН. Изготовили на своей фабрике.
МАРТИНИ. Эй, а ведь он, по-моему, прав!
СКЭНЛОН. Верно. Они что, думают, можно нас как угодно дурачить?
ЧЕЗВИК /с сомнением/. Но потрудились они на славу. Видите? И нос вздернутый. И даже баки.
МАРТИНИ. Смотрите, у чучела открыты глаза!
СКЭНЛОН /вглядывается, наклоняясь вместе со всеми/. Только они совсем мутные.
ЧЕЗВИК. Нет души.
БРОМДЕН. Да разве это глаза! Два сгоревших запала.
СКЭНЛОН. Они, что ж, совсем идиотами нас считают? /ВОЖДЬ вытаскивает подушку из-под головы Макмэрфи./
МАРТИНИ. Ты что делаешь, Вождь?
ВОЖДЬ БРОМДЕН, А вы считаете, Маку было бы приятно, чтоб это чучело звали его именем и оно сидело тут, как пугало, в общей комнате еще двадцать, а то и тридцать лет?
МАРТИНИ /с грустью отворачиваясь вместе с остальными, чтобы не быть свидетелем того, что будет делать Вождь/. Ох, как бы я хотел, чтоб Макмэрфи вернулся.
ЧЕЗВИК /оживленно/. А помните, как он ущипнул мисс Рэтчед и сказал, что он это так — для хороших отношений?
СКЭНЛОН /со смешком/. А что он писал в книге для пациентов?! "Мадам, вы носите лифчик с чашечками второго или третьего размера, а может, вовсе без чашечек?"
Все смеются. ВОЖДЬ БРОМДЕН кладет подушку на лицо Макмэрфи и изо всех сил давит на нее. Тело Макмэрфи дергается, он мечется, с удивительным упорством сражаясь за жизнь.
ЧЕЗВИК. А помните, как в столовой он кинул кусок масла в стену и заключил с нами пари, что к половине восьмого оно доберется до полу?
МАРТИНИ. И выиграл!
Все еще громче хохочут.
ЧЕЗВИК. А помните, как наша маленькая сестричка…
СКЭНЛОН. Та, которая с крестиком!
ЧЕЗВИК…уронила таблетку себе за халат, и Макмэрфи решил помочь ей достать ее. Как она завизжала!
СКЭНЛОН /фальцетом/. "Насилуют! Насилуют! Насилуют!"
Все так и заходятся хохотом. Из палат выходит ХАРДИНГ в пижаме ж халате.
ХАРДИНГ. Что это у вас тут, черт возьми, происходит? Вам, ребята, давно положено… положено… /Замечает, что происходит. В ужасе./ Вождь! /Кидается на Вождя./ Вождь, отпусти!
Больные приближаются к койке.