Леа одобрительно кивнула. Решив, что контакт налажен, я осмелела и приблизилась к ним на расстояние вытянутой пеликаньей шеи. Но моя фамильярность пришлась птице не по душе. Пеликан повернул голову, широко раскрыл клюв и крикнул. Его зычный голос, прокатившийся по стенам домов многократным эхом, был похож на хрюканье или мычание. Его окрик можно было понять, как требование оплаты за позирование. Я нашарила в сумочке десять евро и протянула Лее. Та молча приняла деньги, и, распахнув дверь, сделала приглашающий жест. Пеликан осуждающе крякнул и уступил мне дорогу.
Преодолев несколько ступенек довольно узкой лестницы, Леа остановилась у таких же серых дверей.
Полутёмная комната, в которую мы вошли, была похожа на вырубленный в скале тоннель, едва освещённый небольшим, затенённым стеной соседнего дома окном, у которого стояло кресло, плетённое из лозы. Рядом с ним уже стоял пеликан. Я сначала удивилась, потом, заметив открытую дверь, ведущую на крошечный балкон, догадалась, что он влетел через него. Кроме кресла в комнате стояли узкая кровать с железной спинкой, накрытая клетчатым пледом, и деревянный стол, больше похожий на верстак. На стене висел длинный и очень узкий, как и всё, что могло поместиться в этой комнате, подвесной шкафчик. Далее находился камин, и небольшая раковина. Она, как и большинство всего, что мне приходилось видеть в этом каменном городе, тоже была высечена из цельного камня. На табурете рядом с нею сиял начищенный медный таз, в котором билась довольно крупная рыбина.
Леа подошла к шкафчику, достала из него небольшой глиняный горшочек, повязанный полотняной тряпкой, затем повернулась ко мне и показала рукой на постель. Я присела на самый краешек, но она легонько подтолкнула меня в грудь, показывая, что нужно прилечь на спину. Я легла, и, вытянув ноги, интуитивно напряглась.
Леа сняла с горшочка тряпку, и, окунув пальцы в его содержимое, отвратительно пахнущее смесью рыбы и йода, стала смазывать воспалённую кожу на моей груди, животе и ногах. Я сомневалась в том, что снадобье с таким запахом может быть полезным, и попыталась подняться, но Леа преодолела моё сопротивление, и стала потихоньку напевать, придерживая меня одной рукой и продолжая щедро намазывать другой. Её скрипучий голос и непонятные слова звучали монотонно и успокаивающе. Напряжённые от боли мышцы постепенно расслабились и я решила покориться судьбе.
Подождав, пока мазь впитается в кожу, Леа сделала знак перевернуться, и смазала спину и ноги. Затем проделала надо мной какие – то пассы, давая понять, что мне нужно полежать, пошла к раковине. Пеликан недовольно бормотнул, по – видимому, выразил свой протест в связи с тем, что она занимается незваной гостьей, вместо того, чтобы его покормить. Леа поцокала языком и что – то ему ответила. Я слышала сквозь наступившую дрёму какой – то шлепок и шарканье, но сил приподнять голову, чтобы посмотреть на происходящее, не было, и я уснула.
глава3
Судя по сгустившемуся сумраку, сон пошёл в руку и я проспала довольно долго. Я осторожно провела руками по плечам и животу, и, не ощутив абсолютно никакой боли, обрадовалась. Мазь полностью впиталась в кожу, но запах от меня стоял такой, что от людей желательно держаться подальше. Я села на постели и огляделась.
Леа спала, сидя в кресле. Её голова была неудобно запрокинута назад и набок. На столе стояла большая тарелка с жареной рыбой. Дремавший на балконе пеликан услышал движение и, проснувшись, стал молча за мною наблюдать. Будить хозяйку было жалко, но надо было уходить, на улице темнело, а добираться до гостиницы довольно далеко. Я достала из сумочки ещё десять евро и положила под тарелку в благодарность за исцеление. В животе заурчало от голода. Найдя свой фотоаппарат, я повесила его через плечо, отщипнула небольшой кусочек рыбы и, шепнув, «пока, Густав!», вышла из комнаты на цыпочках, жуя на ходу. Закрывая дверь подъезда, потрогала железное чудище за бородку и загадала желание вернуться сюда ещё раз.
Выйдя на улицу, я остановилась у ближайшего фонаря и тщательно себя осмотрела. Краснота на месте ожогов спала, и кожа приобрела слегка розоватый оттенок. Я легонько пошлёпала по ней руками, и не ощутив никакой боли, взвизгнула от радости. Обгорать мне было не впервой, и я знала, что на то, чтобы ожоги зажили, а кожа облезла и приняла более – менее нормальный вид, нужна как минимум неделя, а тут прошло чуть больше суток и я в полном порядке. Очевидно, эта Леа знахарка, хорошо знающая своё дело. Будь она рядом, я бы её расцеловала.
После съеденного кусочка жареной рыбы аппетит разыгрался ещё сильнее. Выйдя на улицу, ведущую в порт, я купила в ночной кафешке пирожок и, жуя на ходу, вприпрыжку поскакала по ступенькам в сторону моря, разрумяненного закатным солнцем. Я не успела проглотить последний кусок невероятно вкусного пирога, когда трое подвыпивших англичан, идущих навстречу, преградили мне путь, приглашая повеселиться вместе с ними. Я стала шарахаться из стороны в сторону, пытаясь их обойти, но они расставили руки и громко гоготали, играя со мной в кошки – мышки. Дело принимало неприятный оборот. В это время я услышала знакомый шум, подняла голову и увидела пролетавшего над нами пеликана. Возможно, это была другая птица, но я почему – то решила, что это друг Леа, которого она послала меня проводить, и закричала во всю глотку: