– Пожалуйста, проходите… – ответила я, чувствуя, как страх уходит, оставляя вместо себя жалость и сострадание.
Я провела его в комнату и предложила чаю или кофе. Андрей Сергеевич отказался, и с трудом опустившись на диван, стал молча оглядывать мою полупустую квартиру. Вся моя зарплата уходит на оплату ипотеки, которую меня уговорили взять родители, решившие, что, продолжая жить с ними, я окончательно превращусь в синий чулок и останусь старой девой. Сами они жили на пенсию, часто болели и ничем помочь не могли, поэтому с покупкой мебели пока придется подождать. Но меня это не напрягало, я всегда считала, что чем меньше мебели, тем меньше пыли. Наконец он заговорил и голос его был глух и безжизненен.
– Ты живёшь одна?
– Одна.
– Я хочу, чтобы ты жила у меня.
– Почему? – удивилась я.
– Ты мне нужна.
– Зачем?
– Мне нужен тот, с кем я мог бы поговорить о своей дочери. Поверь, для меня это очень важно. Говорят, время лечит, но это не правда. Чем дальше, тем сильнее я по ней скучаю. Ты была её лучшей подругой и могла бы многое о ней рассказать. Кроме того, я хочу предложить тебе работу. Я знаю, что ты умная девочка и хороший специалист, а я пережил два инфаркта и уже не могу за всем уследить. Жаль, если то, что я создавал в течение многих лет, пойдёт прахом.
– Я не уверенна, что смогу…
– Не спеши отказываться, подумай.
– Я подумаю…
– Я буду ждать. И прошу тебя, не затягивай с решением слишком долго. Было бы лучше, если бы ты поехала со мной прямо сейчас.
– Вы чувствуете себя очень плохо? – догадалась я.
– Плохо…
– Тогда подождите, я быстро.
И вот я живу в огромном Ритином доме, присматриваю за её отцом и работаю в его фирме. Он бывает в ней всё реже, но я держу его в курсе событий, ежедневно отчитываясь о текущих делах, а он помогает мне дельными советами. По вечерам мы разговариваем о Рите и просматриваем слайды с её снимками. Больше всего его интересует наш отдых в Греции. Андрей Сергеевич понимает, что груз ответственности за фирму, возложенный на меня, слишком тяжёл и я сильно устаю, поэтому попросил наговорить мои истории на магнитофон, и слушает их со мной и без меня. Однажды я показала ему фотографии Леа и пеликана Густава, и рассказала их историю.
– Красивая легенда,,. – сказал Андрей Сергеевич, когда я замолчала.
– Это не легенда, – возразила я, – на самом деле всё это происходило не так давно, а главное то, что мне повезло с ними познакомиться, и эти снимки делала я.
– Всё равно, красивая… – ответил он, и о чём – то надолго задумался.
О роли Риты и Адониса в истории этой встречи я умолчала, но он всё – таки понял, что она была. Те фотографии, на которых она снята вдвоём с Адонисом, я убрала в отдельную папку, не желая бередить его больное сердце. Коротенький видеоролик, где они вместе танцуют сиртаки, тоже смотрю только сама, и каждый раз плачу при виде счастливого лица своей подруги. Мне так не хватает её жизнелюбия и способности радоваться малейшему пустяку, как будто она заранее знал о том, что её век будет недолгим и всё, что ей отмерено, спешила исчерпать до самого дна.
Теперь я понимаю, что именно то обстоятельство, что его дочь не упоминалась в связи с историей Леа и пеликана ни разу, прозвучало для её отца как звонок. Он стал просить меня рассказывать её снова и снова. Видя его заинтересованность, я предложила записать и этот рассказ на магнитофон, но он покачал головой и сказал, что хочет слышать его из моих уст. Вскоре я заметила, что слушает он не отводя взгляда от моего лица, и с таким напряженным вниманием, словно пытается уличить во лжи. Жёсткое выражение его лица, сощуренные глаза и невольно сжимавшиеся при этом кулаки, всё говорит о том, что он всё – таки хочет докопаться до правды и узнать истинного виновника в смерти его дочери. С тех пор наши беседы стали для меня настоящим испытанием. И, хотя моей вины в смерти Риты не было, мне стало очень страшно, и я решила вернуться домой, в свою квартиру. Но у Андрея Сергеевича опять случился гипертоническийй криз, и я не смогла оставить его в одиночестве.
Вернувшись из больницы, он снова попросил рассказать историю Леа и Густава. Не дослушав до конца, неожиданно потребовал:
– Покажи мне его фотографию.
– Чью? – удивилась я.
– Ты знаешь, чью…
– Не понимаю… – пролепетала я.
– Всё ты прекрасно понимаешь, и не надо строить из себя дуру. Ты показываешь мне фотографии моей дочери, но того мужчины, с которым она проводила время в этой чёртовой Греции, не показала ни разу. Или ты думаешь, я поверю в то, что ты ни разу не сняла их вдвоём?