Вот Лекомцев азартно блеснул глазами и с яростью рассек рукой воздух:
— Рубить можно, товарищ командир! Ничего, что нет винтов, а крылья — стрелы.
— Что рубить? Ты о чем?
У Курманова подступила к груди смутная тревога, отдаленно и неясно заныло сердце: натворил что-то, натворил… А Лекомцев резко выбросил левую руку вперед, а правой коротким, кинжальным движением впился в ее ладонь.
— Рубить противника, товарищ командир! Курманов уже по жесту Лекомцева все понял.
Возле командного пункта они встретили подполковника Ермолаева.
— Зачем мы генералу понадобились? — спросил Курманов.
Ермолаев осуждающе взглянул на Лекомцева:
— А вот его спроси. Спроси, какой он выкинул фортель.
Курманов холодно посмотрел на Лекомцева.
— Докладывай генералу все как было, — сказал он.
В это время у входа на командный пункт показались генерал Караваев и полковник Дорохов.
Докладывать генералу не пришлось. Увидев летчиков, он заговорил первым:
— А, пришли! Так вот, майор Курманов, за опасное сближение с самолетом накажите старшего лейтенанта Лекомцева своей властью. Мало будет — используйте власть командира полка, но накажите по всей строгости.
— Понял, да?! — вставил Дорохов.
Лекомцев был ниже всех ростом. Но он так вытянулся перед генералом, будто подрос.
— Товарищ генерал, это была воздушная цель. Она уходила, — сказал он, сдерживая волнение.
— Вас наказывают за то, что, выполняя задание, вы пренебрегли мерами безопасности, — пояснил генерал.
Еще не остывший от полета Лекомцев кинул на Курманова, казалось, безмолвный взгляд. Но для Курманова он не был безмолвным. Точь-в-точь с таким же взглядом он уже встречался. Тогда летчики эскадрильи говорили о приеме боя из арсенала храбрейших русских летчиков. Сам же Курманов тогда сказал: «Уверен, каждый из нас готов применить таран. Перед тараном не устоит никто. И пусть это знают враги наши».
Вот это и напомнил ему взгляд Лекомцева.
Курманов сказал генералу Караваеву:
— Товарищ генерал, накажите и меня.
— За что?
— Лекомцева к полету готовил я. И я от него требовал решительно действовать.
— Правильно требовали, — сказал генерал и, отпустив Лекомцева, предупредил Курманова: — Если будут нарушения, накажу и вас, скидки не ждите.
Выслушав генерала Караваева, Курманов согласно кивнул и хотел спросить разрешения уйти, но генерал остановил его.
— Об участии в учениях, надеюсь, знаете? — переменив тон, сказал генерал.
— Да, знаю, — ответил Курманов. Голос у него повеселел. Учения готовились необычные, из полка привлекались всего несколько экипажей.
— Будете действовать парой. Подумайте-ка о Лекомцеве.
Курманов не мог понять неожиданной перемены у генерала в отношениях к Лекомцеву. Может, решил, строговато с ним обошелся? Осторожно спросил:
— А как с наказанием?
Генерал Караваев сделал строгое лицо и коротко сказал:
— Это уже решено. Не видите разве, сердце у него яро, а места мало. — Генерал сделал паузу, и голос его стал доброжелательнее: — Словом, подумайте.
Курманов только и думал о том, как бы взять на учения Лекомцева. На разборе полетов он разъяснял летчикам все «за» и «против» в его действиях. Но Лекомцев был шокирован не наказанием (заслужил — получи!), а тем, что комэск преподнес ему в конце разбора, когда майор Курманов вдруг вытянул вперед подбородок, по лицу его скользнула ребячья шаловливая улыбка и озорно прищурились глаза.
«Лекомцев, — сказал он, — вот ты взлетел, взлетел второй летчик, третий… Взлетели тысячи экипажей одновременно. Скажи, будет ли от этого легче наша планета? И второе: как это скажется на вращении земли вокруг своей оси? Соображай!»
Летчикам нравились неожиданные «кроссворды», как они окрестили задачки Курманова. Он их связывал с летной жизнью, новейшими самолетами, разного рода гипотезами и открытиями, которые несла с собой научно-техническая революция.
Но летчики замечали и то, что эти «кроссворды» на засыпку Курманов преподносил лишь тем из них, кому хотел сказать, чтобы не задирали нос. Авиация — дело серьезное…
* * *Лекомцев первый раз участвовал в больших учениях. Стояла осень с легкой изморозью по ночам и сухими, солнечными днями.
«Противник» в горно-лесистом районе накапливал силы для контрудара. Он надежно прикрывался с земли и воздуха. Прорываться туда никому из летчиков не удавалось. Посредники только и отмечали: «Перехвачен», «Сбит».