Радим оглядел лучное древко, которым отбивался, – вроде целое. Протянул торговцу:
– Прости, что взял. Я его не повредил.
– А хоть бы и повредил, – хмыкнул тот. – Чтобы поглядеть такое, и лука не жалко. А ты, оказывается, из воев. Вот не подумал бы!
Радим пожал плечами. Ну да, он у викингов сейчас вроде детского[15].
Тот, кого Радим приложил по затылку, заворочался, с трудом встал на четвереньки, а затем его стошнило. Другой так и лежал без движения.
– Вот! – одобрительно проговорил Гнуп Правый. – Прав я был, когда не дал тебе влезть. Смотри, как малец их уделал!
– Прав, прав, – согласился Левый. – Хотя с первым ему повезло. Крепко башкой приложился.
– Зато второго обратал в точности, как учили. Уклонился, пропустил, зарубил. Волчья Шкура узнает – порадуется. Не зря он говорил, что Волчонок всё на лету схватывает. Эй, а это ещё что за бараны?
Глава 4. Справедливый суд
Радим оглянулся и увидел, что подошли ещё двое. Похоже, дружинники здешние, потому что с копьями и щитами. Видно, за порядком следят.
– Это кто их так? – спросил один, глядя на побитых парней.
– Он, – сказал торговец, указав на Радима. – Но они первые к нему полезли.
– Так было? – спросил Радима бородатый ратник с копьём.
– Ага, – подтвердил тот. – Шапку сбили. А этот за нож схватился. Вон он лежит, его нож.
– А ты их чем?
– Вот этим, – Радим показал на древко. – А этого я даже по голове не бил. Он сам ударился, когда упал.
– А этого, значит, бил? – недобро прищурился второй ратник.
– Так он же на меня с ножом… – Радим растерялся. – Он же меня убить мог…
– Зачем ему тебя убивать? Небось, попугать тебя хотел, а ты его избил. Нехорошо!
– Мичура, ты чего взъелся? – удивился его напарник. – Видно же – защищался мальчишка!
– Кем видано? Вот этим? – Мичура указал на торговца. – Так он чужой здесь. И этого, – он указал на Радима, – я что-то раньше не видел. А этот, – он показал на приложившегося головой о прилавок, – Хотька, племяш старосты нашего по первой жене. Иль не признал?
– А точно, Хотька! И верно: не признал. У него ж вся морда в кровище. Давай-ка за лекарем сходи, а я этого на правёж сведу, – стражник крепко ухватил Радима за руку и поволок за собой.
Радим от неожиданности даже не сопротивлялся.
– Так этот парень на тебя напал и избил, значит?
– Всё так, дядюшка, – подтвердил Хотен и энергично кивнул головой.
Зря. Судя по гримасе, его голове это очень не понравилось.
– Что ж…
Староста откашлялся, оглядел собравшихся. В основном своих, соплеменников. Пришлые тоже были, но немного. Торговцам на ярмарке бросать товар – может очень накладно выйти.
– Дело у нас ясное. Чужак напал на местного. Избил, пролил кровь…
Староста восседал на перевёрнутой телеге, свесив ноги в жёлтых красивых сапогах и время от времени крутил левой рукой тележное колесо.
– Пролил кровь! За это полагается вира… – староста поскрёб бороду, внимательно оглядел Радима, подумал немного: – Две гривны серебром.
Удивились даже пострадавшие. Две гривны – большие деньги. За ссадину и пару шишек?
Но спорить, понятно, никто не стал.
– Одна гривна – князю нашему Веремуду, – продолжал судья. – Полгривны мне – за праведный суд. И полгривны неправедно потерпевшим. Есть у тебя две гривны, отрок?
– Всё не так было! – возмутился Радим. – Они на меня напали, я защищался!
– Кто может это подтвердить? – спросил староста. – Видишь? Никто! Так есть у тебя две гривны?
– Нету, – буркнул Радим.
Он стоял один, в окружении чужих людей, и снова чувствовал себя преданным.
– А есть здесь кто-то, кто готов заплатить за тебя две гривны? – осведомился староста. – Нет никого? Тогда будешь закупом, пока не отдашь! Заберите у него нож!
– А ты возьми! – крикнул Радим, выкрутившись из хватки расслабившегося Мичуры и выхватывая нож.
– Не балуй, малой! Дайся по-хорошему… – напарник Мичуры перевернул копья пяткой вперёд. – Побью ведь!
– Как они? – оскалился Радим, показав на Хотена с приятелем.
– Дурак, – равнодушно произнёс воин и неторопливо двинулся на Радима.
Тот попятился. С ножом против двух копейщиков со щитами ему не вытянуть. Но сделать холопом он себя не даст.
«Живым не возьмут!» – решил он.
И тут его схватили. Сзади. Да так крепко, что не дёрнуться.
И в следующий миг знакомый голос Энунда прошептал на ухо ласково:
– Хороший, Волчонок, хороший. Храбрый.
Свои!
И так хорошо стало, что аж слёзы из глаз потекли.