Но об этом можно было только думать.
Упаси бог сказать это вслух кому бы то ни было: вмиг вся твоя жизнь коренным образом изменится, и лишён ты будешь гордого звания пилота, и пойдёшь куда-нибудь на урановые рудники крепить обороноспособность Отчизны, и семье твоей запрещено будет упоминать имя твоё… Оставалось только думать, носить в себе, копить эту неимоверную тяжесть всё больше и больше и знать, что не свалится она с души никогда. Родину — не выбирают.
Так вот и игрались мы в защитников рубежей социалистического отечества: с чувством полностью выполненного долга перехватывали контрольные цели, сами ходили за контрольных целей чтобы нас перехватили другие с не менее высоким чувством, донашивали старую форму одежды, осваивали новую технику и устраняли ранее замеченные недостатки, достойно преодолевая трудности и лишения.
Однако не всё так мрачно было на боевом дежурстве.
Пилоты — молодой народ, а молодости свойственен юмор, розыгрыш, без этого в напряжённой лётной работе нельзя никак.
Веселили мы сами себя как умели, и, в общем, — получалось.
Иногда даже и неплохо.
Так уж получается в авиации: кто-то что-то придумает, попробует, получится здорово, — и это здорово превратится в анекдот, пойдёт гулять по гарнизонам. И станет повторяться по намеченному сценарию, и обрастать новыми деталями, и вернётся, наконец, к автору в новом виде, да порой в таком, что уже и сам автор клюнет на этот крючок…
Не могу сказать, где этот розыгрыш был придуман, может быть, и у нас, но случилось и мне стать свидетелем комической ситуации на боевом дежурстве.
Пурга мела вторые сутки. Батальон едва успевал расчищать от сугробов полосу, которая словно утонула в почти двухметровых брустверах.
КПМ — это такие специальные автомашины, которые чистят полосу, днями и ночами с включёнными фарами бессменно сновали по полосе, чтобы хоть как-то поддержать её в состоянии, пригодном для взлёта. Рулёжные дорожки чистить было бесполезно: тут же мгновенно их снова переметало. К взлёту был подготовлен только карман дежурной пары да полоса. Видимость была в пределах километра, тем не менее, задачу боевого дежурства с полка никто не снимал, и мы добросовестно меняли друг друга в дежурном домике.
Сидеть в пургу в дежурном домике — одно удовольствие: за окном светопреставление, в дверь не залезешь, а в домике горит уютно лампа под абажуром, тепло, приёмник тихонько играет, койки на каждого со свежим бельём, стол посреди комнаты, — сиди да стучи костяшками по скатерти.
Игра шла не на жизнь, а на смерть. Соревновались две пары: два лётчика и два техника. Игра почему-то называлась «телефон».
Почему телефон — не знаю.
Это обыкновенная игра в домино на четыре конца. Задача каждой пары — создать для себя ситуацию, когда сумма очков на всех четырёх концах делится на пять: в этом случае полученные очки идут паре нарастающим счётом. Выигрывает пара, набравшая максимальное количество очков. Играли «на-под-стол», т. е. проигравшая пара должна залезть под стол и там прокукарекать по-петушиному три раза. Лезть под стол в лётном, а тем более — в техническом обмундировании никому не хотелось, потому играли серьёзно, внимательно, с азартом.
Зимняя лётная форма одежды — это нагольная меховая куртка и такие же меховые брюки. На ногах — меховые унты. Форма удобная, тёплая, лёгкая. Однако особым шиком считалось среди пилотов раздобыть где-нибудь на вещевом складе американский шлемофон или, тем более — лётный меховой комбинезон, оставшийся ещё от поставок по ленд-лизу во время войны.
Сказать, что комбинезон был удобнее или теплее, нельзя, одна деталь там была неудобной: комбинезон был пошит почему-то единым целым, словно спальный мешок — куртка и брюки вместе. Зато змейки там были красивые, и их было больше, чем на нашей одежде. Ну, а в связи с тем, что комбинезон был сплошным, справлять в нём большую нужду было сложновато: на заднем месте надо было расстегнуть змейку, поднять часть комбинезона, чтобы освободить то место, коим положено справлять большую нужду, при этом здоровый меховой капюшон падает на голову, закрывая общий обзор.
Практически пилот, совершающий обряд очищения от переваренной пищи в этом комбинезоне, слеп и беззащитен как ребёнок, делать с ним в это время можно что угодно.