Наконец до кого-то дошло.
Послышался сначала робкий смешок, потом вдруг всё отделение взорвалось гомерическим хохотом: очередная жертва розыгрыша.
Наш новичок, ничего не понимая, стоял возле медсестренки и дико озирался. Потом и до него дошло.
Он как-то жалко заулыбался и сквозь хохочущий строй таких же обнажённых обитателей отделения пошёл в палату. А хохот долго ещё не стихал в палатах заснувшего было отделения.
Может быть, всё это и сошло бы нам с рук, если бы в палате сердечников у кого-то не случился приступ. Был поднят на ноги госпиталь, больного отвезли в реанимацию…
Утром нас всех вызвали в кабинет начальника госпиталя: «КТО?» Вполне естественно, что никто.
Неизвестно, откуда на тумбочке у новичка появился тот пузырёк, что он делал — это его дело: хочется потеть — пожалуйста, мало ли что врач скажет — это его дело…
На этом наше совместное пребывание в молодёжной палате закончилось: нас расселили по разным палатам вперемежку со старичками, и потянулась снова серая и тревожная госпитальная жизнь…
Анализы, тесты, кардиограммы, снова анализы, снова тесты, кардиограммы под нагрузкой и без оной…
И вот, наконец, заседание ВЛК.
Старичок — председатель комиссии — выносит страшный приговор: не годен к лётной работе на реактивных истребителях.
В приёмной наступила жуткая тишина: все понимают, что для пилота означают эти слова.
Я в каком-то шоке.
Мне кажется, что это всё происходит с кем-то другим, не со мной.
Словно откуда-то со стороны, слышу свой хриплый голос: «Совсем, что ли?..» Наверное, для того, чтобы смягчить удар кто-то отвечает: «Ну, вы так не переживайте, летать вам, конечно, можно будет на транспортных самолётах, мы вас отправим в санаторий, отдохнёте и будете летать, но только не на скоростных…» Не скоростные! Транспортные.
Блинчиком.
Праваком на Ли-2? На Ан-2, на кукурузник, как его мы называем!? А кукурузников у нас в дивизии всего две штуки, и на них пилоты есть.
Так что теперь делать? Нужно идти на гражданку, в аэрофлот…
Снова гарнизон.
Ребята смотрят на меня с жалостью, расспрашивают, сочувствуют, советуют… А что толку? Сбитый лётчик.
Подаю рапорт на увольнение из армии.
Отец прислал письмо, что в Ростовском аэропорту сказали, что можно устроиться летать на Ан-2, на химию.
Нужно увольняться.
А увольняться не дают: несмотря на то, что идёт сокращение на 1200000, но не отпускают. Видно, мало желающих служить на Сахалине, да ещё и на земле.
Мне предлагают должность начальника штаба в своей же эскадрилье. Должность наземную только ввели. До этого была лётной, и я вполне справлялся с ней.
Уговаривают.
Отказываюсь, требую увольнения из армии.
Предупреждают, что по истечении двух месяцев после списания не будут платить оклада.
Требую списания.
Не отпускают.
Два месяца прошло, вот уже и получки нет, а меня всё не увольняют, всё предлагают наземную работу.
Наконец вызывает в кабинет комдив и в присутствии начальника штаба и кадровика заявляет: или соглашаешься на предлагаемую должность, или тебя назначаем приказом, только уже не в свою эскадрилью, а в гарнизон Оха, что на самом севере Сахалина.
Дали сутки подумать.
Посоветовался с семьёй, с товарищами — все в один голос: соглашайся, пока не поздно.
Даю согласие.
Всё.
На этом пилот закончился.
Началась серая наземная жизнь…
На самом деле не такая уж она была и серая, пожалуй, даже не менее интересная, чем лётная, ибо это уже была другая стезя, более богатая организация, и управление лётной работой — работа с более широкими горизонтами и возможностями, работа интересная…
Однако это уже другая ипостась.
Может быть, я об этом тоже напишу, но это, коли уж будет, то уже в другой книге.