Я проникся.
Только всё равно у меня не получалась.
Я катастрофически опаздывал.
Получил наряд вне очереди.
Сходил.
Зло на старшину всё росло.
Да кто он такой чтобы мной командовать? Он — со своими семью классами? Да если бы тут был отец, — он того старшину скрутил бы в бараний рог! В мозгу у меня мелькали постоянно картины вариантов расправы со старшиной: вот он, прикованный к стене цепями, плачет и умоляет отпустить его, уверяя, что больше он не будет так командовать, что выбросит вообще тот чёртов секундомер, и больше никогда даже на него не глянет, что будет уважать грамотных лётчиков. Вот он лежит на дыбе, а я хлещу его изо всей силы кожаным ремнём. Кровь выступает на его спине, он кричит от боли и умоляет помиловать его, клянясь не только выкинуть книгу нарядов, но и вообще уволиться из армии, и уехать отсюда навсегда…
В очередной раз при получении очередного наряда я не выдержал и что-то ответил старшине, типа «Да пожалуйста, сколько угодно!». Старшина внимательно посмотрел на меня, помолчал минуту и тем же вкрадчивым, нежным голосом сообщил мне, что, по-видимому, я недостаточно ясно понимаю то, что он мне пытается объяснить, и он попробует разъяснить мне более понятно перед строем.
После переклички на вечерней проверке в разделе «разное» старшина вывел меня перед строем: «Вот, товарищи, полюбуйтесь на курсанта Механикова. Он постоянно совершает ошибки, не устраняет их, выводов для себя не делает. Старшина бегает вокруг него — товарищ курсант, товарищ курсант, а курсант распоясался, орёт почему-то! Наверное, он себя считает самым умным в армии. Так вот, чтобы курсант Механиков не был самым умным, объявляю курсанту Механикову за пререкания со старшиной два наряда вне очереди! Наверное, у него хватит времени обдумать мои слова, когда он будет поддерживать порядок в туалете».
После вечерней прогулки был объявлен отбой.
Спать я не мог.
Всё во мне бурлило, кричало, взрывалось.
Подонок! Мразь! Недоучка! Да кто дал ему право меня — в сортир? Меня, лётчика?!!…
Два дня я драил сортир.
Сортир блестел.
Драил и думал: «Собственно, чего он именно за меня принялся? Почему именно меня? Чем я хуже других?..» — и постепенно приходил самоанализ.
Анализировалось всё: каждый поступок, каждое слово, каждый взгляд.
Да, я лётчик. Да, у меня диплом. У меня хороший аттестат. Я умею играть на гитаре, вокруг меня в курилке всегда куча ребят. Каждое моё слово — это авторитетное слово, меня слушают, особенно историю моей посадки без винта.
Что ещё? Ну, рано начал летать.
Так моя ли в этом заслуга? А если бы каждому из нас представилась такая возможность слетать, что он, отказался бы сесть в кабину? Значит — не моя.
По мне поминки справили! А если бы ты развернулся в сторону аэродрома — может, и не было бы такой паники и поминок? Нашли бы быстрее.
Значит, и это плохо.
У меня почти медаль за школу! Если бы не четвёрка — была бы медаль! Но медали-то нет? Нет. Так чем ты отличаешься от того старшины? Что на три года больше походил в школу? А может, у него не было такого отца, может, ему надо было работать? Моя ли заслуга, что я закончил школу? А может, отца-матери? Так ли на самом деле я выше его? Он язва! Он издевается над людьми! Издевается? Над тобой издевался? Ты можешь это сказать? Наверное, всё-таки нет.
А нравится ли кому-то, когда ты на него волком смотришь из строя? На самом ли деле ему доставляет удовольствие наказывать? Ведь сколько раз он тебе объяснял одно и то же? Сколько раз показывал персонально тебе? У тебя не получается или ты не желаешь делать то, чему ОН учит? Ведь оттого, что ты убираешь сортир, — ему ни холодно, ни жарко. Оклад от этого ему не увеличивается. Да и не видит он даже, когда ты драишь сортир. А вот объяснять каждому, да ещё и психовать, когда тебя не понимают, — наверное, это не каждому приятно… А ведь у него, наверное, есть ещё и семья, там тоже свои заботы, свой псих…
Спокойно, шеф, не спеши с выводами, нужно будет ещё разобраться, подумать, кто прав, кто виноват. Наверное, всё-таки, надо будет действительно потренироваться с теми чёртовыми портянками, а то на самом деле уже считанные остаются в казарме, и ты среди них…
Между прочим, я при нормативе 45 секунд стал укладываться за 30! Как мне эта организованность в будущем пригодилась!
Вторая вспышка у меня была уже зимой, когда после команды «Подъём, строиться в нательных рубахах!» курсанты почти голяком пулей выскакивали из казармы на двадцатиградусный мороз, и казарма запиралась на 15 минут! Холодно! Это же надо быть зверем, чтобы такое с живым человеком вытворять! Чтобы не замёрзнуть, начинаешь крутиться как бешеный: бегать, прыгать, отжиматься, подтягиваться, таскать друг друга на себе — в общем, начинаешь делать по-настоящему зарядочку с нагрузкой. А когда распаришься — жарко! — рубашку ту нательную долой, да до пояса снегом докрасна! Я до сих пор не могу, если утром до пояса не умоюсь холодной водой. Ладони замерзают, а телу — хорошо! В армию я пришёл с хроническим тонзиллитом, переболевшим всеми возможными болезнями, с цыплячьей грудью.