Мы решаем устроить тёмную каптенармусу.
Тёмную — это значит: выключить свет, подкараулить, когда он будет входить в казарму, одеяло на голову, и надавать ему тумаков, чтобы не сексотил. Бить решили не крепко, так просто, чтобы впредь неповадно было.
Только накинули одеяло, успели отвесить два-три тумака, как под одеялом раздался визг и приглушённый голос старшины: «Ребята, вы что, ребята, не надо, я больше не буду!» Всех словно ветром сдуло.
Это же надо перепутать! Что теперь будет?! В казарме воцарилась мёртвая тишина. Открылась дверь, и в ворвавшемся из коридора свете показался тот, кого мы ждали — каптенармус.
Перепутали, значит.
Вошедший споткнулся на пороге об одеяло и включил свет. Все спали на своих местах, на пороге лежало одеяло.
Старшины не было.
Я приоткрыл один глаз и стал высматривать, куда делся старшина. Старшина вылез из-под крайней кровати, сделал вид, что он там что-то искал, отряхнул колено и пошёл в каптёрку. Дневальный выключил свет. Мы ожидали разгонов, комиссии, расследования, отчисления… Ничего этого не было.
Просто старшина исчез вместе с каптенармусом и больше у нас не появлялся. Передача имущества, как рассказывал дневальный, была произведена за один день, когда мы были на занятиях, а нам прислали настоящего старшину.
Настоящий старшина…
Трудно командовать и, в то же время, быть настоящим в лётном коллективе. Лётная работа нелегка, порой опасна, требует от человека многого, начиная от физических данных, высоких теоретических знаний и умения их быстро и правильно применять в быстро меняющейся обстановке, причём критерием умения является не начальство, не документ об окончании, а жизнь. Естественно, такое может потянуть не каждый, все мы прошли и продолжали проходить постоянно жесточайший отбор. Вполне естественно, что для руководства таким коллективом требовалась и соответствующая личность. Ставить на старшинскую работу курсанта и выключать его из обучения — слишком дорого, да и отстанет он всё равно от быстро растущего уровня подготовки курсанта.
Для нас в то время вся армия подразделялась на лётчиков и пехоту. К пехоте относились все, кто не летал. Некоторое уважение ещё оставалось к списанным лётчикам, уважение, смешанное с жалостью, да ещё к преподавателям лётных дисциплин. Безусловное уважением и безоговорочным подчинением пользовались у нас инструктора: этот скажет стоять на голове — будешь стоять на голове.
Старшина наш был пехотой.
Мы удивлялись только одному: как случилось, что он не летал? Такие обязаны были летать. А он пришёл из морского десанта. Дважды был ранен, прошёл два последних года войны и жив остался. Ордена были у него, но об этом мы узнали не сразу: не очень он любил рассказывать о войне. Он не особенно влезал в наши дела — своих было немало, не занимался подслушиванием, не поощрял наушничанья, — а что греха таить, в семье не без урода, — встречались иногда и такие (правда до выпуска не дошли, потому что, как правило, — это трусы, которые рано или поздно с лётной работы уходят). Мы к нему относились как к старшему брату. Но это потом, когда его проверили.
А проверка случилась просто. Мы попались в самоволке.
Был выходной. В увольнение всех отпускать было не положено: только определённый процент от личного состава. В городе шёл нашумевший фильм, в гарнизоне только и было разговоров, что о нём. В те времена телевизоров не было, кинотеатр занимал своё достойное место. В увольнение ходили по очереди, попасть в эту неделю в кино нам не светило. Посовещались мы вчетвером да решили всё-таки сгонять на этот фильм после завтрака, тем более, что все пошли в наш клуб смотреть какое-то древнее кино, да и патрули днём в городе не особенно свирепствуют. Гарнизон был огорожен по периметру колючей проволокой; выйти можно было только через знакомую нам дыру на аэродроме. В своё время мы её проделали и замаскировали.
Не успели мы отойти и сотни метров от той дыры, как навстречу — не кто иной, как наш старшина собственной персоной. Оказывается — не только одни мы умные — он тоже знал о существовании этого прохода и чтобы не крутить вокруг до проходной — тоже пользовался этим нелегальным ходом по дороге из дому на работу и обратно.